– Ты готов, – кивнул гном, – это хорошо. Однако я вижу, ты тоже хочешь что-то спросить. Что гнетет тебя, не страшащийся выбора рыцарь?
Барти помолчал, собираясь с мыслями: очень уж богатым на события и разговоры выдалось утро. Ладно, главное – начать.
– Сегодня я встретил друга, которого считал убитым.
– Серж, да. Он рад и растерян. И жалеет… ты всколыхнул его чувства, сэр Бартоломью.
– Он мои – тоже.
– Да, вижу. Но только ли тем, что оказался жив? Или все-таки своим рассказом?
Барти пощипал ус:
– Ты можешь сказать, почтенный, это – правда?
– Ты не веришь своему другу, рыцарь?
– Верю, но…
Золотой взгляд сковал серые глаза, вихрем ворвался в душу. А веришь ли? Вам, людям, так свойственно меняться, за короткий свой срок вы проживаете не одну – три, пять, дюжину жизней. Сегодня ты один, а завтра… себе не всегда верить можешь, а другому?…
– Ему я верю, – Барти говорил с трудом, будто гномьи чары сковали воздух в груди. – Но… если я верю Сержу… это значит, я не должен верить Святой Церкви?!
Вот она, причина, понял Барти. Вот в чем сам себе не мог признаться, вот что мешало…
– А почему ты должен верить? – спросил гном. – Вера, человек, не из долга родится. Ты веришь Сержу, потому что знал его долгие годы. Ты веришь мне, потому что знаешь: колдуны Подземелья не могут лгать. Ты веришь Мариане, потому что любишь ее.
– Я?!
– Э-э-э, рыцарь, погоди и сам убедишься. Но сейчас не это важно. Лучше скажи, почему ты веришь вашей Церкви?
– Но… как же, ведь…
Барти потянулся почесать затылок, отдернул руку: вдруг стыдным показалось вести себя перед гномом так по-детски. Но в самом деле, как можно объяснить то, что привык считать не понятным даже, а безусловным?!
– Ты веришь Церкви, – сказал колдун, – потому что веришь Господу. Но разве Господь и Церковь – одно и то же?
Барти не нашелся с ответом. По чести говоря, слишком уж дико звучал вопрос.
– Не надо ничего говорить, – голос гнома стал вдруг мягким, шелестящим, как осенняя листва под ногами путника. – Не мне, а тебе самому нужен ответ. И когда-нибудь ты найдешь его. А пока – я желаю тебе удачи в пути твоем, рыцарь Барти.
– В пути, – пробормотал себастиец, – да… Вот только в каком? Мы с Марианой плывем за море, а тут… Да еще вопрос, что в том письме. Но Мариана ведь клялась доставить его, а я клялся защитить ее в дороге! А теперь – хоть разорвись. То, что рассказал Серж, – не мне он должен был это рассказать! Это король узнать должен!
Колдун успокаивающе коснулся руки рыцаря:
– Король будет в Южной Миссии через несколько дней. Там и ищи встречи с ним. И знай: Подземелье даст тебе укрытие, буде понадобится.
– Благодарю, почтенный. Хотя, по чести, не могу представить, с чего бы мне могло понадобиться укрытие.
– Э-э-э, всякое бывает у вас наверху. Однако не бери в голову, рыцарь. Это я так, на случай.
– Разве что на случай еще одного такого смерча, – нервно рассмеялся Барти.
– А хоть бы и так. – Тоненький смешок гнома заставил человека икнуть и умолкнуть. – Сегодня вы уйдете, – уже серьезно продолжил колдун. – Мы откроем вам короткий путь в Южную Миссию. Если ты хочешь спросить еще что-то…
– Пожалуй, нет, – Барти потер лоб. – А ведь завтра наверняка жалеть буду. Но сейчас и без того голова пухнет.
– Тогда, рыцарь, последнее. Я хочу сделать тебе подарок, в память о сегодняшней встрече и этом разговоре. Что бы ты хотел получить?
Ничего, ответил бы Барти, достаточно того, что вы спасли наши жизни… но, видно, от ошаления, сам собой прыгнул на язык совсем другой ответ:
– Я хотел бы огненное зерно, почтенный. То, что называют «последний довод».
И откуда в голову взбрело?!
– О, да. – Колдун прикрыл глаза и улыбнулся. – Ты умеешь просить. А не боишься, рыцарь, что зерно тебе пригодится?
Барти все-таки почесал в затылке. Ответил честно:
– Боюсь.
– А ведь может, – покачал головой гном. – Ты посиди, подумай еще. Я принесу.
И исчез.
Теперь Барти мог разглядеть, где же принимал его колдун. Вернее, мог бы – кабы не стояла здесь непроглядная темень. Ох, гномьи штучки, хмыкнул рыцарь.
Ну что ж, зато ничего не отвлекает.
«Подумай еще». С чего вообще он вздумал что-то просить?! Да если разобраться, и не думал – само пришло. И надо ж, чтоб именно «последний довод»!
«Не боишься, рыцарь?» – «Боюсь».
Еще как боюсь. Но – пусть будет. Гномьи ли чары, знак Господень или просто судьба – но слово сказано.
Колдун появился в облачке тусклого света. Он больше не цеплял взгляд собеседника, и Барти наконец разглядел его: сивая бороденка, курчавый волос, яркие глаза на темном лице… сжатые перед грудью кулаки…
– Я на выбор принес, – голос колдуна словно сел за то малое время, что его не было, стал тусклым и усталым. – Или… – Левый кулак разжимается, на темной загрубевшей коже – огромный огненный топаз, из тех, за какие можно назвать почти любую цену. – Или… – В правой ладони мерцает алым футляр. В точности, как…
Барти сглотнул: вместо ладони гномьего колдуна встала перед глазами другая…
– Вздумай я вот так же выставить их на ярмарке, – усмехнулся гном, – как думаешь, рыцарь, что стоило бы дороже?
– Мы не на ярмарке, – непочтительно оборвал себастиец. – И я уже выбрал.
Кончики пальцев легко коснулись футляра – и лишь сам Барти знал, как ворочается в животе ледяной ком дурного предчувствия. А если знал и гном… что ж, пусть. На то он и колдун.
– Честный выбор, – кивнул гном. – Эх, рыцарь, и на ярмарке тебе не пришлось бы спорить за право такой покупки. Люди охотно купят чужую смерть – потому, между прочим, мы и не продаем обычные зерна, – но кто в здравом уме польстится на собственную гибель?
Мерцающий футляр лег в руку, ладони гнома сжали ее в кулак. Барти с трудом подавил дрожь.
– Теперь Слово.
– А…
– Сэр Бартоломью, – укоризненно произнес гном, – раз уж ты решил, доверься. Мало футляра с зерном в руке и Слова на уме – нужна еще решимость. Понимание, что иначе – никак. Уверенность, что прав и погибнешь не зря. Это сложно, рыцарь. И уж сейчас…
– Да, – Барти засмеялся, – сейчас-то я точно не намерен погибать.
– Вот то-то. Закрой глаза, рыцарь, и слушай.
Барти послушно закрыл глаза. И охнул от неожиданности: штормовой волной обрушились на него голоса. Неразличимые, вроде бы знакомые, но позабытые; и каждый кричит что-то свое, и каждый тянет к себе, на себя… Рыцарь закусил губу. Вкус крови во рту отрезвил, многоголосье отступило, как море в отлив, – оставив на берегу слово. Его Слово…
Барти открыл глаза.
– О-о-ох…
– Да, неприятно, – согласился гном. – Но ты слышал? Ты знаешь?
– Да… да, знаю. Так… странно…
– Молчи, не надо говорить, – остановил его гном. – Ты должен знать еще одно: это Слово – не зерна, а твое. То же самое зерно в чужих руках не откликнется на это слово. А в твоих – откликнется любое. И еще знай, «в руках» – лишь оборот. С тем же успехом ты можешь положить его в карман или повесить на шею. Оно просто должно быть у тебя.
– Понимаю, – Барти покатал футляр по ладони, свыкаясь с его присутствием. Страх ушел. – Я благодарю тебя, почтенный. По чести, я не должен был ничего просить, я и так вам должен. Но… Свет Господень, я не знаю, что на меня нашло и почему, но я чувствую, что это правильно! Странно все-таки.
Гном согласно покачал головой:
– Я тоже чувствую, рыцарь: все, что свершается сейчас, свершается не просто так. Я снова желаю тебе удачи, рыцарь, умеющий выбирать. Ступай, собирайся. И знай – я рад знакомству с тобой.
Барти не успел ответить. Короткий миг темноты – и он оказался в той самой зале, где встретился сегодня с Сержем… Неужто и впрямь сегодня?! А кажется – давным-давно…
Между тем колдун задумчиво прошелся по своей комнатке. Пробормотал:
– Ты умеешь выбирать, да… и ты готов. Однако что выберешь ты, рыцарь, когда долга станет не два, а три?
4. Серж, беглец
– Ты тоже хотел говорить со мной?
– Да. – Серж давно уже перестал удивляться умению подземельного колдуна чувствовать людские желания и побуждения. – Я спросить хотел.