Мы были, есть и будем. Только этим и занимаемся сейчас.
Вряд ли должность определяет или дает мне какой-то вес. Ну куда же еще больше нужно человеку, который все уже прошел. Всё многое знает в этой жизни. Многое знаю. Может, даже лишнее.
Все это так прямолинейно и перпендикулярно, что мне неприятно.
Мы не однодневки, не одноpазовые.
Принципы у всех есть. Принципы, которые были принципиальны, были непринципиальны.
Что, похоже на меня, что можно взять Черномырдина куда-то, загнать или нагнуть? Это что, было когда-нибудь? Примеры были какие-нибудь?
По-моему, у нас сейчас все с протянутыми руками. Главное, чтобы что-то другое не протянули.
Если поймем, что нужно работать, тогда, я думаю, вреда особого не будет и не так уж много потеряем.
Вот с ними – с ними – у нас точно ничего не будет. Поэтому я об этом и не говорю. Но уж коли вы меня вынудили – я скажу. И им тоже. И я им об этом сказал.
Проснемся – и все не в ту сторону пойдет. Будет или не будет? Я говорю: не будет. У нас бывает «вдруг», но здесь мы не свернем. Спите спокойно.
У нас какой-то, где-то мы чего-то там, сзади все чего-то побаиваемся.
Все нам нужно что-то туда достать, там где-то когда-то устроить кому-то. Почему не себе? Почему не своему поколению?
Надо делать то, что нужно нашим людям, а не то, чем мы здесь занимаемся.
Я готов пригласить в состав кабинета всех-всех – и белых, и красных, и пестрых. Лишь бы у них были идеи. Но они на это только показывают язык и еще кое-что.
Вообще-то успехов немного. Но главное: есть правительство!
В хаpизме надо pодиться.
Мы выполнили все пункты от А до Б.
У нас еще есть люди, которые очень плохо живут. Мы это видим, ездим, слышим, читаем.
Мы до сих пор пытаемся доить тех, кто и так лежит.
Народ пожил – и будет.
Этот вопрос не один Черномырдин сам с собой обсуждал, у меня и прав таких не было.
Никак еще не могу это для себя понять. Где я? Куда я попал?
Некоторые думают, что правительство – это тот орган, к которому каждый может прикоснуться определенным местом. Ошибаются!
Что-то много стало таких желающих что-то возбуждать! Пусть возбуждаются!
То у них я миллиардер, теперь меня снизили до миллионера. За что? Понять не могу.
А кто пытается мешать – о них мы знаем в лицо. Правда, там не назовешь это лицом.
Ни то не смогли, ни это не удовлетворили – ничего.
Меня воспринимают там [в Киеве] больше не как российского посла, а как Черномырдина.
Чем они там будут отдавать, неважно: они что, пахнут?
Мы никуда не вступаем (…). Да нам и нельзя вступать. (…) Как начнем вступать, так обязательно на что-нибудь наступим.
Его реакция – она всегда. Увидим, будет этот или не будет. Если не будет – значит, такая реакция. Если будет – то никакая реакция.
Нас никто не может упрекнуть в том, что у нас хорошие помыслы.
И сегодня такое затишье, вот как скакуна взять и на полном ходу остановить.
Ярких цветов я не очень люблю. Но это не значит, что я к голубому и голубым имею пристрастие.
Многие спорят, где оно лучше, снизу или сверху, по мне – снизу, так оно даже спокойнее.
Черномырдин о языке
На любом языке я умею говорить со всеми, но этим инструментом я стараюсь не пользоваться.
У меня вопросов к русскому языку нет.
Я далек от того, что сегодня нет замечаний, что сегодня нет проблем. Я, может быть, их бы больше сегодня сказал. Я еще раз просто одно: давайте говорить на нормальном языке!
Не надо сразу требовать невозможного, чтобы все говорили и писали.
Много говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу.
У меня афоризмы во время выступлений сами вылетают, я над ними не размышляю.
Русский язык – основа безопасности России.