Мы направлялись к выходу из дворца, чтобы перейти в другое крыло. Навстречу нам пронесся Цербер, убегая от своих щенков в надежде спастись у Гадеса. Жаль собачку, хороший был.
— Может, это зов Элизиума? — предположил я, а в голове проскользнула шальная мысль о том, что на Персика зов Элизиума так не действовал. Да и от зова Аиды он отличался. Или действительно Царство мертвых отнимает эмоции? Хотя нет, я начинаю его тихо ненавидеть — Расскажи мне подробнее, дитя.
— Я бы рассказала тебе, Танатос… если бы знала, что рассказывать. — Богиня Весны остановилась и посмотрела на меня совершенно пустыми глазами. Вся она источала холод и равнодушие. — Только вот я не знаю, что тебе рассказать… Мне просто всё равно.
— А почему ты решила обратиться именно ко мне? — вкрадчиво поинтересовался я. пытаясь поймать, хоть какие-то крохи эмоций на лице Персефоны. — Почему не обратилась напрямую к Гадесу?
Богиня Весны на секунду задумалась, а потом равнодушно пожала плечами.
— Жить с матерью, Танатос… Быть дочерью богини, одержимой властью — не самый лучший способ прожить свою вечность. Но ослушаться мать я не имею права, — ровно рассуждала Персефона, а я пытался соотнести ту Персефону, что видел раньше на Олимпе и то, что сейчас вижу. Пасьянс не сходился, — А здесь… Здесь хотя бы меня не выставляют как куклу. Гадес почти не обращает на меня внимания, и мне все равно. Так, даже лучше. Пока он не знает, что я — не такая, а почти идеальная, он позволяет мне оставаться здесь. А это лучше, чем вечность с Деметрой.
Я вопросительно поднял брови, совершенно не понимая, что происходит и что конкретно хочет от меня этот ребенок Весны.
— То, что раньше меня радовало, сейчас не приносит ни малейшего удовольствия или радости. — совершенно спокойно проговорила Персефона, а на её лице не дрогнул ни один мускул. Странно всё это, — Раньше, я боялась тебя, Танатос. А теперь у меня нет страха. И так происходит со всеми чувствами.
— Попытайся вспомнить… вспомнить то, что тебе было дорого, — с любопытством начал я, понимая. что до этого момента с таким не сталкивался, — То, что ты любила раньше.
— Я раньше любила плести венки, выращивать цветы… Знаешь, сегодня на моих глазах умирал Асфодель… Я бы никогда не допустила, чтобы такой прекрасный цветок погиб… Но сегодня я равнодушно смотрела на то, как он увядает, и жизнь медленно покидает его, — безразлично рассказывала Персефона. Я понимал, что нет в Аиде ни дня без приключений, — А ещё я любила смотреть за детьми… Мне мама разрешала издали наблюдать за ними. Они были мне интересны… Ещё у меня был кролик… мне казалось, что я его любила…
Голос ее казался безжизненным, а лицо спокойным. Странно, но богини тут и за меньшее истерики устраивают, а тут любимый кролик…
— Так, давай по порядку, — я пытался сообразить что происходит, потирая виски и переваривая полученную информацию… Так, вот-вот проснется Персик… Времени мало… — Что был за кролик?
— Не знаю, обычный кролик… маленький такой…серенький- всё так же ровно отвечала Персефона, без намека на эмоциональный окрас голоса. — Он всегда прибегал ко мне, когда я выходила в Ниссейскую долину и садилась под дерево. Он прибегал ко мне гладиться, а я кормила его и заботилась.
— Так, хорошо, — уцепился я хоть за какой-то эмоциональный якорь юного дитя, — Где сейчас этот кролик?
— Я не знаю… мама сказала, что он убежал, — ответила мне богиня Весны, разглядывая туманную пустоту ночного сада, — Я помню, что искала его. Мелисса, жрица мамы сказала, что видела, как он бежал за Деметрой. Но к маме нельзя, к ней тогда пришла богиня и они говорили под покровом.
Так, а вот покров это уже не спроста. Я махнул рукой, призывая Персефону продолжать.
— Я подошла к двери покоев мамы, но сколько бы не стучала и не звала её, мне никто не отозвался, — продолжила рассказ Персефона, пока я уже прикидывал, что если кролик что-то видел то его можно будет найти. А если он ещё и умер, то становится намного легче. — А потом мама сказала, что он убежал и больше никогда не вернется. После этого, мама даже запретила мне наблюдать за детьми. Сказала, что у меня и так достаточно переживаний из-за животного. И что я скоро все равно уйду в Аиду.
— Так, как звали кролика? — спросил я, понимая, что шанс есть. Если кролик умер то он либо здесь, либо уже переродился, — У тебя был мальчик или девочка?
— Я не знаю… Я не давала ему имени. Он приходил сам, — снова пожала плечами Персефона, не отрывая взгляда от тумана, — Я не умею определять мальчик или девочка.
— Так, а с детьми что? — поинтересовался я, понимая, что с кроликом вариант тупиковый. — Ты видела потом детей? Что ты чувствовала?
— Нет, почти сразу я отправилась в Аиду. — опустошенно произнес ребенок Деметры, — А здесь я их не видела.
— Значит, поступим так. Я знаю, где есть дети. Целых двое, — начал я, понимая, что счет до того, как проснется любимая пошел на минуты, — Я сейчас отведу тебя к детям. А ты мне скажешь, что ты чувствуешь. Хорошо?
Персефона кивнула, а я протянул ей руку, чтобы перенести её в Элизиум родителей. Что-то да выясним. Мы стояли в роще, наблюдая за тем, как мама пытается загнать домой мальчишек, а я внимательно наблюдал за богиней Весны, которая безучастно смотрела на детские игры.
— Нет, ничего, Танатос, — сломлено произнесла Персефона и перевела взгляд на меня. — Абсолютно ничего… Танатос, а если ты найдешь кролика? Вдруг он что-то видел? Ты же можешь разговаривать с душами!
Мать моя… Ну вот почему я? Почему не Гадес? Почему вечно я должен решать проблемы всея Аиды. За что? Тартар, где я так провинился? Я заметил резкое движение возле дома. Отец встал с лавки и стал осматриваться по сторонам. Пора уходить отсюда. Я взял Персефону за руку и перенес в её покои, уже исчезая, пообещав. что сделаю все возможное, чтобы найти её животное.