— Ты давно не ездил в Астрахадес? — спросил его Супергенерал.
Астрахадес — деревушка на юге Крита, откуда они оба были родом.
— Я не был там с тех пор, как умер мой отец, — холодно ответил студент.
— А я лет пять, — сказал Супергенерал. — Сегодня мне прислали оттуда груши. От них пахнет чем-то родным. Гм! — Открыв ящик письменного стола, он достал одну грушу и протянул студенту. — На, съешь.
— Я не хочу.
— Съешь и изменишь свои показания.
— Ради груши изменить показания?
— Не ради груши, — возразил Супергенерал, надувшись как индюк, — а ради Крита, где родилась эта груша, так же как ты и я. Мы, критяне, Самидакис, не похожи на прочих греков. Мы особый народ. У нас свой язык, свои традиции. Мы дали миру Теотокопулоса[15].
— И Казандзакиса[16].
— Он был безбожником и коммунистом, — заметил Супергенерал. — А мы, критяне, не коммунисты. Этой заразе никогда не был подвержен наш остров. Еще Венизелос[17] боролся с коммунистами, хотя... В заключение я хочу сказать, что мы должны друг друга поддерживать. Остальные греки завидуют нам. Настоящая цель коммунистов — подорвать престиж греческой королевской жандармерии. Глупый жандарм, который посреди улицы выстригает прядь волос у студента Нейтропольского университета, ведет себя, конечно, как варвар, а это при некотором обобщении может означать, что весь жандармский корпус состоит из варваров. С помощью дела Зет враги стараются запятнать незапятнанную честь жандармерии. Родина моя, я наложу на себя руки! Болгарам не истребить нас!
Супергенерал расплакался, как младенец. Его адъютант стал нервно крутить на пальце обручальное кольцо. Самидакис окончательно растерялся. И когда Супергенерал достал пистолет и приставил его к своему виску, присутствующим показалось, что он приветствует кого-то вышестоящего. Студент провел рукой по свой бритой голове, и, уколовшись о короткие жесткие волосы, нахмурился.
— Ну, ладно, — пробурчал он. — Я согласен, но при одном условии.
— Все, что хочешь, малыш.
— Через несколько месяцев мне надо идти в армию. Сейчас я солгу, что остригся по собственной воле, но вы мне дадите подписку, что на Коринфском пункте новобранцев меня не остригут наголо во второй раз.
Супергенерал от восторга подпрыгнул на стуле. Он вытер платком слезы, выступившие на глазах, и высморкался так громко, что задрожали стены участка асфалии. Потом в кабинет принесли протокол, где были записаны старые показания Самидакиса, и разорвали у него на глазах. Студент подписал новые показания. В тот день он ночевал в участке, чтобы спастись от преследования журналистов.
17
Журналист позвонил к ней в квартиру. Она открыла дверь.
— Я не смею надеяться, госпожа Зет, услышать от вас хоть слово. Понимаю, что напрасно побеспокоил вас, но мне хотелось бы узнать...
«Сейчас мне страшно не хватает твоего лица, твоего лица — географической карты земли, как ты говорил о лице своей матери; мне не хватает твоих глаз, чтобы быть красивой, твоих губ, чтобы любить свои губы. Сейчас мне не хватает всего тебя. Сорок дней прошло с тех пор, сорок два дня прошло с тех пор, как ты перестал меня узнавать; я приехала туда, в больницу, подошла к твоей постели и увидела, что врачи всеми средствами пытаются оживить мертвый мозг в живом теле. Но только теперь я осознала, что ты постепенно растворяешься в моей памяти. Я помню твои отдельные черточки, а всего тебя не могу уже представить себе. И прежде я расставалась с тобой на целые месяцы, но знала в душе, что увижу тебя снова, поэтому твое столь долгое отсутствие искупалось радостью предстоящих встреч. А теперь...»
— Как вы объясните тот факт, что за дело вашего мужа взялись адвокаты-коммунисты?
«Я знаю, что все происходит теперь в мире, который стал для тебя уже далеким, который не может больше тебе принадлежать, раз ты умер. Иначе все было бы просто: один жест, одно слово, одна размолвка, один поцелуй в лодке, одно судорожное движение, одна сигарета, и все стало бы человечным, бесконечно человечным. Мы бы поняли друг друга, и люди поняли бы нас. Теперь меня никто не может понять, и тем больше не понимает, чем дальше ты уходишь от меня, от моей скорби и превращаешься для других в символ, в знамя».
— Вас не трогает посмертная политическая спекуляция на имени вашего супруга?
«Я знаю, что ты всегда желал этого. Из вполне естественного честолюбия. Ты часто повторял: «Горе тем, кто ни к чему не стремится». Но поверь мне, одно дело стать героем при жизни, и другое, совсем другое, когда мечты твои сбываются после смерти. Ведь я осиротела, когда тебя приобрел мир».
17
Элевтериос Венизелос (1864—1936) — греческий политический деятель, лидер либеральной партии.