Когда к микрофону вышел певец с политическими куплетами, я подсела к ней за столик.
— У тебя что-то случилось?
— Я с бой-френдом поссорилась. Он прочитал книгу и выгнал меня из дома.
— Да наплюй на него! Ты теперь богатая — сними новую квартиру.
— Мне одной спать страшно!
Женщина-легенда заметила за соседним столиком Ника, очень милого составителя пресс-релизов.
— Это кто?
— У него жена беременная.
Взгляд Эмили переместился на рыжебородого телеоператора.
— А это?
— Понятия не имею.
Она подошла к нему и, привстав на цыпочки, довольно громко сказала:
— У тебя есть шанс.
Рыжебородый не на шутку испугался.
— Я работаю много…
Он думал смутить женщину-легенду. Наивный!
— Да я не возражаю против работы! — махнула она рукой. — Давай визитку: я тебе позвоню.
При первом удобном случае оператор удрал в туалет.
— Странный… — вздохнула Эмили. — Мардж, у меня к тебе просьба: если я тебе нравлюсь как человек, расскажи обо мне друзьям. А если не нравлюсь, расскажи врагам. Глядишь, я себе нового бойфренда найду.
Вот, рассказываю.
Вечером:
Надо бы познакомить Эмили с Джошем. Хотя нет — Леля, сестра, мне этого не простит.
ИСКУССТВО РИСОВАНИЯ И ЖИВОПИСИ
3 февраля 2007 г.
9 утра. Я, Пол и Ронский стоим на балконе, глядим на океан и строим воскресные планы.
Я тащу Пола на открытие художественной галереи. Он хочет в гости к Бешеной Козявке — смотреть футбол и резаться в видеоигры. А Ронский хочет, чтобы его вывели на улицу.
— Ненавижу галереи… — горюет Пол. — Раньше хоть голых женщин рисовать умели, а сейчас посмотришь на картину — ужас какой-то: зеленый снеговик с треугольными титьками. И подпись «Девушка с грыжей».
Пол долго рассуждает о смысле искусства. Он не понимает Пикассо, черные квадраты и прочий кубизм-минимализм.
— Уж на что Венера у Боттичелли страшная, так ее хоть на стенку повесить можно. А куда твоих кубистов девать?
Я показываю на картину за его спиной. В гостиной над диваном висят два зеленых куба на черном фоне.
— Хочешь, я сюда что-нибудь венерическое повешу?
Пол фыркает. А я смакую подробности: голые бабы придадут его жилищу непередаваемый колорит.
— Гости, конечно, смущаться будут — но это ничего. Не для них повешено.
— Пойдем футбол смотреть… — просит Пол.
Но я вхожу в раж. На свете не так много вопросов, в которых я разбираюсь лучше, чем Пол.
— Картина — это не техника исполнения, а идея. Техника может быть любой — даже самой блестящей, но если в произведение не заложена мысль, то это не искусство, а ремесленничество.
Пол поднимает бровь.
— «Черный квадрат» Малевича — это бездна мысли. Так даже я могу нарисовать.
— Нужно быть первым. Великое произведение — это всегда открытие.
— А до Малевича квадратов не было… Как-то не додумался никто.
— Почему же? Монохромные картины писались задолго до Малевича. В 1882 году Поль Билход нарисовал черный прямоугольник и назвал его «Ночная драка негров в подвале». На следующий год Альфонс Алле представил белый прямоугольник — «Малокровные девочки, идущие к первому причастию в снежную бурю». Затем появились «Апоплексические кардиналы, собирающие помидоры на берегу Красного моря».
Пол торжествует:
— Вот видишь! Малевич — плагиатор.
— Да, но Билход и Алле расценивали свои картины как шутку, а Малевич — как манифест нового направления в искусстве. Он вдруг увидел, что простота — это тоже красиво и интересно.
— Да что ж в этом красивого?! За что платить миллион?!
Я показываю взглядом на гостиную. Белые стены, белые полы. Черные кресла с зелеными подушками, черный прямоугольник телевизора, на черных полках — зеленые вазы. Все просто, изящно и… дорого.
— Твой дизайнер придумал детали. А Малевич — концепцию.
Пол смотрит на квадрат бассейна внизу. Брови хмурятся, руки скрещены на груди.
— Пошли к Картеру смотреть футбол.
— О-о-о… — удовлетворенно стонет Ронский. Его миссия на сегодняшнее утро выполнена.
ИЗ РУК В РУКИ
7 февраля 2007 г.
Пол нацепил очки и попросил мое свидетельство о браке. Потом кинул бумагу на стол.
— Разведись со своим мужем.
— Зачем? Если я разведусь, его выкинут из страны — у него же только временная грин-карта.
— А нам какое дело?
Пол не хочет быть великодушным. Он специально говорит «нам», чтобы разделить: вот «мы», а вот «он». Для него Зэк — оккупант, взявший чужое, и он приписывает ему все мыслимые грехи — чтобы было удобнее презирать.