По мере того как Жак говорил, он и сам начинал верить в свои слова.
Однако разговоры разговорами, а надо было не отставать от других. Жак подмигнул Шарлю, и на улицу юноши вышли уже с ружьями за плечом. Им недоставало теперь только пуль, но те, кто были более предусмотрительными и не ждали ничьих разрешений, тут же поделились с ними дробью.
Незнакомец был прав. Жак и Шарль скоро это поняли: сегодня всем, что происходило, распоряжался народ. И поэтому, никого не спрашивая, ни с кем не советуясь, они пошли куда все — к Бастилии.
Ох, эта Бастилия! Недаром ее поминали во всех наказах, требуя, чтобы ее смели с лица земли. Когда-то ее назначение было защищать Париж от чужеземцев и от нападений крупных феодалов. Но при последних королях она стала оплотом монархии, символом произвола. Как ненавидели ее все, кто собрался сейчас для того, чтобы ею овладеть, сокрушить, разнести по камню!..
Пока же она стояла еще во всей своей мощи. В конце Сент-Антуанской улицы высились восемь мрачных, тяжелых башен. В башнях на большом расстоянии друг от друга были пробиты узенькие оконца. На каждом — тройной ряд решеток; отверстия одного ряда не совпадали с отверстиями следующего, так что окна почти не пропускали света. Верхушки башен смотрели в небо красиво вырезанными острыми зубцами.
Вход в самую крепость был с Сент-Антуанской улицы. Здесь стояла передовая караульня, в которой днем и ночью сидел часовой. По первому подъемному мосту, перекинутому через глубокий ров, входили в первый двор. Здесь был вырыт второй ров, через него также перекинут подъемный мост, который вел во второй, так называемый комендантский двор. Перед вторым двором была своя караульня. А всего, для того чтобы проникнуть в крепость, надо было пройти два подъемных моста и пять ворот. Все ворота охраняли часовые. Кроме того, в Бастилии был двор для прогулок заключенных и множество разных строений, переходов и галерей, в которых впору было заблудиться и тому, кто был здесь своим человеком.
Вот какова была Бастилия! Вот что предстояло сокрушить французскому народу!
— Тираны народов! Убийцы! Сгиньте с лица земли! Ваше царство кончилось! Трепещите! — крикнул кто-то.
А другой голос, совсем рядом с Жаком, отозвался:
— Эх, песню бы! Хорошую, зовущую на дело! Хочется петь!..
И Жаку показалось, что это высказали вслух его собственную мысль. Действительно, недоставало песни, зовущей на бой. Она была создана позднее и стала известна под названием «Марсельеза».
Друзья прислушивались к тому, что говорили кругом.
— А комендант-то выставил пушки. Глянь, торчат из всех бойниц!
И в самом деле, угрожающие жерла пушек на башнях крепости смотрели прямо на Сент-Антуанское предместье.
— Потеснитесь! Потеснитесь! Пропустите делегацию!
Это была уже не первая делегация. Их посылали различные округа столицы, требуя, чтобы комендант де Лоне снял пушки. Но комендант даже не принял представителей народа, не захотел внять их голосу. Однако отказаться принять делегацию Ратуши де Лоне не решился.
Ратуша требовала, чтобы комендант убрал с башен пушки, опустил подъемный мост, дал возможность делегатам пройти к нему в крепость. А главное требование заключалось в том, чтобы в войска, охраняющие Бастилию, были включены отряды милиции, подчиняющиеся непосредственно Ратуше. «Ибо, — говорилось в бумаге, которую бережно держал в руках один из делегатов, — в Париже не должно быть иной военной силы, кроме той, которая будет сосредоточена в руках Комитета парижской милиции».
Но комендант отнюдь не намеревался уступать, он только желал выиграть время. «Достаточно, чтобы один снаряд атакующих попал в погреб, где хранится порох, и мы все взлетим на воздух! — думал он. — Этого допустить нельзя. Но… и не такие простаки, как этот сброд, попадались на удочку хитрости». И тут же пригласил депутатов к столу позавтракать.
Депутаты охотно проследовали в апартаменты де Лоне. Но как только делегатов пропустили, подъемный мост вновь подняли, и делегаты оказались отрезанными глубоким рвом от тех, кто их послал.
— Слишком долго они там едят; может, оно так и полагается именитым особам, но нам не с руки, — произнес Леблан, высокий человек в рабочей блузе и картузе.
И все-таки народ продолжал ждать.
Де Лоне еще не решался вступить в открытую борьбу с народом. Узнав от своих дозорных, что люди всё прибывают к Бастилии, он отпустил делегатов, пообещав убрать пушки. Однако остальные требования выполнить отказался.
Между тем де Лоне отдал приказание не убрать пушки, а лишь отодвинуть их в глубь амбразур, чтобы успокоить осаждающих. Это давало ему возможность в любую минуту снова навести их на Сент-Антуанское предместье.
Пока велись переговоры, народ внизу роптал:
— Сдавай Бастилию! Этого хочет народ!
— Солдаты, спускайтесь вниз! Идите к нам!
— Тьфу ты, какое пекло! Наверное, в самой преисподней не так жарко, как в преддверии Бастилии! — сказал молодой подмастерье. Он пришел сюда прямехонько из сапожной мастерской в том виде, в каком сидел за своими колодками: в кожаном фартуке поверх рабочей блузы. — А самое плохое, что никто не предложит тебе стакана воды. Не то что на Сент-Антуанской улице.
— А что там? — поинтересовался Леблан.
— Да там какая-то красотка притащила на улицу большущий кувшин и кружку и всем, кто бежал сюда, предлагала: «Хотите свеженькой?» Вода и впрямь у нее такая свежая, что хоть мертвых ею оживляй, холодная, как из ключа! А сама-то как хороша! Глазищи у нее огромные, синие…
— Это Бабетта! — убежденно сказал Жак.
— Что еще за Бабетта? — удивился сапожник.
А Жак только переглянулся с Шарлем и ничего не ответил.
— Какой толк от всех этих переговоров! Нам бы только справиться с подъемным мостом, и никакая сила нас тогда не остановит, — задумчиво сказал человек с топором в руках.
— Но за первым мостом есть еще и второй, — сказал сапожник.
— Ты думаешь, достаточно первого? — обратился Жак к человеку с топором, не спуская глаз с его инструмента. А у самого уже зрел в голове план. — Дай мне топор! — вдруг повелительно сказал он.
Владелец топора, бывший солдат Боннемер недоверчиво скосил на него глаза.
— Тебе зачем?
— Увидишь! — И такая уверенность зазвучала в голосе Жака, что Боннемер протянул ему топор.
— За мной! — бросил Жак Шарлю.
Шарля не надо было просить дважды — он так верил в своего друга, что повиновался беспрекословно.
Жак, а за ним Шарль быстро взобрались на крышу дома, принадлежавшего парикмахеру Жерому. Жаку хорошо был знаком этот домик. Он примыкал к крепостной стене. И друзья без труда перебрались с крыши на стену, по которой пролегала так называемая дорога ночного дозора. Со стены они перелезли на крышу гауптвахты, а оттуда спрыгнули вниз.
Гарнизон Бастилии, состоявший главным образом из инвалидов, и караульные привыкли сторожить безоружных заключенных. И сейчас неожиданное для них вторжение народа, пусть плохо вооруженного, привело их в полное смятение. Даже караульный бросил свой пост. Все внимание гарнизона было сейчас устремлено на ворота крепости, и это дало возможность юношам беспрепятственно пройти прямо в караульню. Они надеялись найти там ключи от подъемного моста, но надежды их не оправдались — ключей не было.
Тогда Жак с помощью топора стал выворачивать петли я задвижки с моста. Шарль не отставал от него.
— Не попробовать ли еще это? — крикнул вдруг Жак и, к большому удовольствию Шарля, вытащил из кармана кинжал и пустил его в ход, чтобы отвернуть петли. Не только ножны, но и рукоять кинжала были украшены драгоценными камнями; к такой грубой работе он был не приспособлен, и поэтому из оправы выпало несколько камней. На мгновение у Шарля мелькнула мысль подобрать их. Слишком уж он привык ценить в мастерской Бажона эти блестящие игрушки. Но он тотчас устыдился своего неуместного порыва. Боясь, чтобы Жак не прочел по его лицу, как он чуть было не поддался искушению, он с новым жаром принялся помогать Жаку. Когда караульные наконец опомнились, мост уже был опущен при радостных кликах толпы, в беспорядке устремившейся по нему в первый двор.