Чиновник, наблюдая за ним, еще больше прищурился.
— Будешь в Пизе — не забывай про Флоренцию, живописец, — со значением произнес он. Тут только взгляд его остановился на фреске. С минуту он рассматривал ее, потом засмеялся.
— И откуда ты их берешь таких-то, маэстро? — спросил он, направляясь на выход.
— Они сами ко мне приходят, — крикнул ему в спину Буффальмакко. Но чиновник не оглянулся и вышел из церкви.
Постояв, Буффальмакко полез обратно на леса. Расписывать Кампосанто! Поди, работы невпроворот. Но и деньги сейчас нужны — других заказов у него пока не было. Видно, Траини не справляется сам, раз зовет его. Уже два года трудится Траини в Кампосанто, закончил Страшный суд, и говорят, что получилось у него хорошо. Но Синьория торопит, сам граф Бонифацио приезжал смотреть на его работу, и вот Траини посылает за ним. Да, видно, не справляется. И физиономия этого Франческо Траини встала перед его глазами. Годами-то он младше, но больно серьезный. Вместе обучались они у Андреа Тафи, вместе жили в старом тесном доме на углу Виа дель Кокомеро, вот откуда знает он этого Франческо Траини, который никогда не улыбался. Что же, поглядим, зачем я ему понадобился.
Собачка была совсем готова. Она была как живая, коричневая собачка мадонны, она играла и вертелась в погоне за своим хвостом в саду Эдемском.
Дорога шла сначала по берегу Арно, а потом свернула в сторону и зазмеилась по холмам, меж виноградников и оливковых рощиц. Май стоял в воздухе, вся округа звенела от пения птиц. Мимо приветливых деревень, по холмам, звенящим от птичьего пения, ехал в Пизу Буонамико ди Кристофано, по прозванию Буффальмакко, живописец флорентийский, на зов мессера Джанпьетро Альберичи, советника Синьории.
Вчера у старого Симони он улучил момент и сообщил о том, что его вызывают в Пизу — расписывать Кампосанто. И с каким видом еще сообщил — подбоченившись, важно. За столом замолчали. Первым захохотал Бруно, потом этот маляр Бокка, потом дурень Каландрино, а вслед за ними хохотала вся таверна, даже старый астматик Симони, и тот хохотал, задыхаясь от кашля. И только он сам растерянно молчал, осознав, что пал жертвой собственной репутации. Ну кто поверит человеку, чьи розыгрыши известны всей Италии? В последнее время что он ни скажет — все вокруг мрут со смеха. Все, что ни сделает — становится пищей для баек и россказней. А теперь вызывает его кто? — Пизанский советник Альберичи! И зачем? — Расписывать Кампосанто! Это когда в Пизе своих живописцев вдоволь, хоть Арно ими пруди. Бруно просто себе глотку надорвал от хохота, пока Буффальмакко с досады не дал ему винной кружкой по лбу. Теперь будут рассказывать как очередной анекдот: «Как-то раз надумал наш Буффальмакко, ну вы его все знаете, облапошить своих друзей, Бруно с Каландрино, таких же забавников, как и он, и с этой целью рассказал в таверне старого Симони, что его вызвали в Пизу расписывать Кампосанто. А сам в это время…».
Ну да, а сам наутро, прихватив коробку с красками, сел в седло и отправился в Пизу. Расписывать Кампосанто. На зов советника Синьории Альберичи. А ты, дурак Бруно, хоть лопни со смеху. И ты, Каландрино, ослиная голова, тоже.
Начинало вечереть, когда впереди показались стены и башни Пизы. Звонили к вечерне — под звон колоколов въехал Буффальмакко в город. У здания Синьории спешился и в чем был, покрытый дорожной пылью, вошел внутрь.
В большом зале заседаний Совета было двое. Уже смеркалось, зажгли светильники, и лицо первого, перебирающего на столе бумаги, было видно хорошо, тогда как второй, сидящий в кресле, совсем ушел в тень, была видна только рука с дорогими перстнями. Мессер Альберичи, грузный, немолодой, седобородый, в расшитой золотом куртке, в длинном пурпурном плаще, поднял глаза от бумаг и увидел Буффальмакко. Густые брови его нахмурились, но тут же он вспомнил.
— Подойди, — коротко сказал он, и вслед за этим раздалось:
— Флорентиец.
Буффальмакко приблизился к столу и увидел, что из глубокого кресла смотрит на него неподвижными, глубоко посаженными глазами коротковолосый широколицый человек, одетый в черное, с золотой цепью на груди. Это он произнес второе слово, он назвал его флорентийцем, и Буффальмакко узнал его: то был Бонифацио делла Герардеска, кондотьер и полновластный государь Пизы, потомок страшного Уголино, которого, по слухам, пизанцы уморили голодом в башне вместе со всем семейством. Бонифацио, сын графа Герардо, восстановившего в городе власть рода делла Герардеска после того, как ненавистный Уггучоне делла Фаджиуола, победитель при Монтекатини, был изгнан восставшими горожанами. Буффальмакко узнал его, а правитель города смотрел на него неподвижно и будто не видел.