Много лет посвятил Кондорсе разъяснению различных вопросов, связанных с тем, что он сам называл общественным благосостоянием; теоретическая его деятельность в этом отношении представляет поразительное разнообразие. Он писал о монополии и монополистах, об уголовном суде, о свободе печати. В 1780 году Кондорсе издал свои знаменитые примечания к 29-й книге «Духа законов» Монтескье. Здесь он говорит о свойствах ума, необходимых законодателю, дает критерий для сравнения законов, перечисляет различные соображения, которые должны быть приняты во внимание при составлении законов, и так далее.
Мы уже говорили, что теоретическими исследованиями вопросов этики, политической экономии и политики Кондорсе занимался под влиянием природной сострадательности к людям. История его воззрений в области политики вполне подтверждает высказанное предположение. Сначала он восставал против пыток варварства, нетерпимости несправедливого суда, и его мысль работала над прямым устранением всех этих зол. Дальнейшие размышления привели его к выяснению более общих их причин, и он увидел спасение общества в экономических реформах, содействующих свободе труда. Деятельность Тюрго убедила его в том, что таким реформам мешают известные формы правления. Реформы Тюрго встретили сопротивление в консервативном парламенте, и Кондорсе восстал против парламента. Во всех своих памфлетах и статьях, относящихся к тому времени, Кондорсе не говорит ни слова о возможности республики для Франции и в этом отношении стоит за монархию, убежденный в том, что правительство, внимая голосу народа, обуздает ненависть парламента к общеполезным реформам. Он изменил свое мнение только после того, как потерял веру в Людовика XVI.
Почти все письма Кондорсе к Тюрго и к Вольтеру, относящиеся к этому времени, заключают порицание действий парламента; в одном письме он говорит: «Пока парламент будет иметь в своих руках полицейский надзор за книгопечатанием и цензуру – сила останется опасной. Отнимите их у него – сила останется за ним только в тех случаях, когда правда и разум будут на его стороне». В другом письме он прибавляет: «Пусть дадут народу хлеба и даровых судей – тогда можно терпеливо ждать неминуемой гибели предрассудков и всего, что находит в них свою защиту».
Действительно, парламент в это время отличался большой нетерпимостью и жег одну за другой полезные книги. Так, например, он запретил книгу Кондорсе об отмене барщины, и многие члены требовали ее сожжения.
В начале 1776 года Кондорсе писал: «Парламент желает гибели Тюрго», – и вскоре опасения Кондорсе сбылись.
11 мая 1776 года Тюрго получил отставку, и Кондорсе писал Тюрго: «Наглость парламентских деятелей дошла до того, что они домогаются запрещения писать против них; они надеются закрыть нам уста: наши жалобы нарушают их спокойствие. Вот до чего мы пали, дорогой учитель, и с какой высоты!»
Параллельно с занятиями общественными вопросами шла научная деятельность Кондорсе, которая состояла главным образом в отправлении обязанностей секретаря Академии наук; эту должность он занимал, как мы уже говорили, с 1775 года. С этого времени Кондорсе никогда не мог всецело отдаться математике, но никогда также совершенно не прерывал своей связи с наукой. Всю жизнь он с большим рвением следил за успехами наук математических и физических и, продолжая с любовью заниматься приложением математики к сложным явлениям общественной жизни, применил теорию вероятностей к некоторым задачам избирательного устройства. В занятиях науками Кондорсе всегда видел средство сохранить свежесть своего ума; сверх того, он придавал, как мы знаем, этим занятиям большое образовательное значение.
К первым академическим трудам Кондорсе относят неизданную записку «О лучшем устройстве ученых обществ»; она была написана для испанского правительства. В этой записке замечательно хорошо выражена мысль, что при выборе академиков не следует обращать внимания на различие вероисповедания; Кондорсе говорит: «Если бы академия состояла из атеиста Аристотеля, из брамина Пифагора, мусульманина Алхизена, католика Декарта, янсениста Паскаля, ультрамонтана Коссини, кальвиниста Гюйгенса, англиканца Бэкона, арианина Ньютона и деиста Лейбница, то, надеюсь, это была бы не плохая академия!»
Итак, Кондорсе, едва вступив в Академию наук, обнаружил веротерпимость и свободомыслие, которые не всеми членами академии были встречены дружелюбно. В Академии наук, как всегда и везде, существовали различные партии, и против Кондорсе и Д’Аламбера всегда выступала партия Бюффона.
В той же записке Кондорсе восстает, между прочим, против допущения иностранцев в академию. Это поражает с первого взгляда, но находит себе оправдание в том, что в то время французское правительство слишком усердно осыпало своими милостями посредственных иностранцев, и нередко в ущерб своим гениальным согражданам.
Фонтенель, первый секретарь Академии наук, сообщил этой должности такой блеск, что по смерти его долгое время никто не решался принять ее на себя. Гран-Фуши занимал это место более тридцати лет, до вступления Кондорсе в Академию. Дряхлость и старость Фуши принуждали его искать себе помощника; последнему приходилось вместе с тем сделаться и преемником Фуши, поэтому большая часть членов Академии, по внушению Бюффона, восстала против назначения Кондорсе помощником; Бюффон настаивал на кандидатуре астронома Бальи. Скромный Кондорсе, выбранный благодаря влиянию Д’Аламбера, своими трудами захотел оправдать отданное ему предпочтение.
По уставу Академии, изданному еще в 1644 году, обязанность непременного секретаря включала, между прочим, оценку заслуг умерших академиков. Фонтенель написал большое число биографий, но далеко не исчерпал всего накопившегося материала. Академики, умершие между 1666 и 1699 годами, не имели биографий. Этот большой и важный пробел взялся восполнить Кондорсе; он написал Биографии Гюйгенса, Роберваля, Пикара, Мариотта, Рёмера и других. Эти труды, требующие глубоких и разнообразных знаний, отличались вескими достоинствами, как внутренними, так и внешними. Сам же Кондорсе писал о них Тюрго: «Если бы я прибавил к биографиям немного блесток, то они более бы нравились, но природа совершенно лишила меня способности составлять ряды из слов, которые „нейдут к делу“.»
Биографии, написанные Кондорсе, ставили очень высоко люди, имевшие понятие о том, с каким трудом сопряжена и какого глубокого знания предмета требует надлежащая оценка научных заслуг замечательного человека. Вольтер, Д’Аламбер, Лагранж всегда отзывались о них с великим уважением. Д’Аламбер писал Лагранжу: «Кондорсе заслужил место секретаря Академии наук своими похвальными речами академикам, умершим после 1699 года. Они имеют у нас большой успех». Вольтер сказал Кондорсе: «Ваш сборник – драгоценный памятник. Вы везде являетесь хозяином своего предмета, но хозяином скромным и ласковым».
Первым же трудом Кондорсе в этом роде было похвальное слово Фонтенелю, умершему в августе 1771 года. Автору представились здесь неожиданные затруднения. При написании биографий современников неизбежно приходится сообразовываться с требованиями семейств, друзей и врагов. И те, и другие не видят человека тем, каким он был в действительности, а часто и не хотят видеть. Только время очищает личность великого человека от всех этих примесей, вызванных всевозможными пристрастиями! Кондорсе как нельзя лучше сознавал, какой осторожности и обдуманности требует от автора биография современника. Из переписки Кондорсе с Тюрго видно, что он занимался Фонтенелем целый год, и все же он написал по объему небольшую биографию. Д’Аламбер в своем письме к Лагранжу называет ее мастерским произведением. Вольтер писал о ней Кондорсе следующее: «Вы доставили мне величайшее наслаждение на полчаса… Сухой предмет Вы украсили благородной и глубокой моралью, очаровывающей всех честных людей… Если Вы нуждаетесь в копии Вашего сочинения, то я Вам ее возвращу, но прежде позвольте мне отдать ее переписать для себя лично». В этом последнем желании Вольтера и заключалась высшая похвала.