Из всего сказанного следует, что версию, выдвинутую Массье, нужно отнести к числу тех апокрифических сказаний, которыми изобилует история Жанны д'Арк. Эта версия появилась во время реабилитации Жанны и в интересах реабилитации. Легко понять тех, кто ее выдвигал и поддерживал. Они хотели дать такое объяснение «рецидива ереси», которое одновременно обеляло бы и Жанну, и ее судей. Жанну — потому, что ее насильно заставили совершить этот рецидив. Судей — потому, что они были в полном неведении относительно истинных обстоятельств дела.
В действительности же все было гораздо проще. Проще и вместе с тем сложнее. Никто не отнимал у Жанны женское платье. Она сама по своей доброй воле переоделась в мужской костюм. И не находясь в состоянии крайней нервной экзальтации, как это иногда утверждается (15, 60), а вполне обдуманно. Это был протест против судей, которые обманули ее, не выполнив ни одного из своих обещаний.
Но этот протест был спровоцирован организаторами процесса. Обманув осужденную, они предвидели, какова будет ее реакция. Больше того, они сумели сделать так, что протест Жанны вылился в нужную им форму «рецидива ереси». Откуда в камере осужденной взялся мужской костюм? Одно из двух: либо его не убрали после отречения, либо подложили потом. Но и в том и в другом случае преднамеренный характер этих действий совершенно очевиден.
Провокация удалась. Инквизиционный трибунал мог теперь приступить к слушанию дела о вторичном впадении в ересь. Это дело было рассмотрено в течение двух дней. В понедельник 28 мая состоялся единственный допрос подсудимой; о нем уже говорилось выше. Во вторник трибунал принял решение о выдаче Жанны светским {191} властям. Эта формула была равнозначна смертному приговору. Кошон приказал судебному исполнителю доставить осужденную на площадь Старого Рынка завтра, в среду 30 мая 1431 г., в 8 часов утра.
О том, что ее сегодня казнят, Жанна узнала на рассвете, когда в камеру к ней пришли монахи Мартин Ладвеню и Жан Тутмуй. Их прислал епископ, чтобы они подготовили девушку к смерти. «Ее состояние, — вспоминал позже Ладвеню, — было таким, что я не могу передать это словами». А когда в камеру пришел Кошон, он услышал: «Епископ, я умираю по вашей вине».
Она исповедалась и причастилась — в этой последней «милости» церковники ей не отказали. Потом ее вывели из тюрьмы, посадили на повозку и повезли к месту казни. На ней было длинное платье и шапочка.
Толпы народа стояли на ее пути. Английское командование опасалось беспорядков и вывело на улицу весь гарнизон нормандской столицы. Сто двадцать солдат сопровождали повозку, еще восемьсот выстроились на площади Старого Рынка. Там, неподалеку от церкви Спасителя, сложили костер…
Не прошло и недели с того дня, когда на кладбище аббатства Септ-Уэн была разыграна сцена отречения. И вот снова стоит Жанна на высоком помосте, а на противоположном помосте восседает духовенство во главе с кардиналом Винчестерским.
Снова читают проповедь. Тема, правда, другая, и проповедник другой. «Страдает ли один член, страдают с ним все члены», — более часа разглагольствует метр Никола Миди на текст из послания Павла к коринфиняыам. Он заканчивает словами: «Ступай с миром, Жанна. Церковь не может больше защищать тебя и передает светской власти».
И снова Кошон объявляет приговор — на сей раз окончательный и бесповоротный.
«Во имя господа, аминь… Мы, Пьер, божьим милосердием епископ Бовеский, и брат Жан Леметр, викарий преславного доктора Жана Граверана, инквизитора по делам ереси… объявляем справедливым приговором, что ты, Жанна, обычно именуемая Девой, повинна во многих заблуждениях и преступлениях…». {192}
Рассказывали, что, прочтя приговор, Кошон прослезился. Возможно, так оно и было. Монсеньор епископ лицедействовал перед зрителями. Слезы, которые он проливал для всеобщего обозрения, должны были убедить тех, кто сомневался в его пастырских чувствах, как глубоко скорбит он о заблудшей душе и с какой болью он был вынужден произнести только что формулу церковного отлучения: «… мы решаем и объявляем, что ты, Жанна, должна быть отторжена от церкви и отсечена от ее тела, как вредный член, могущий заразить другие члены, и что ты должна быть передана светской власти…».
Представители этой власти — королевский судья, его наместник и сержанты — находятся тут же. Они ждут, когда прозвучат последние фразы приговора — лицемерные фразы о снисхождении: «.. мы отлучаем тебя, отсекаем и покидаем, прося светскую власть смягчить приговор, избавив тебя от смерти и повреждения членов».
Кошон замолкает. С помоста, на котором стоит осужденная, спускаются священники. Какое-то мгновение Жанна стоит одна — высоко над копьями английской стражи, лицом к лицу со своими судьями.
Королевский судья дает знак сержантам. Они поднимаются на помост, стаскивают Жанну и подводят к судье. Он должен огласить свой приговор. Но англичане так громко выражают недовольство затянувшейся процедурой, что судья пренебрегает этой формальностью и сразу же передает девушку палачу: «Исполняйте свой долг»…
В четыре часа пополудни костер догорел. Пепел и кости бросили в Сену. Говорили, что сердце Жанны огонь не тронул.
Когда отряд теряет командира, когда гибнет лучший боец, — это потеря, но не поражение. Жанна погибла. Франция продолжала борьбу. И хотя эта борьба была еще долгой и потребовала от французского народа огромных усилий, ее исход был предрешен. В 1453 г. Столетняя война окончилась победой Франции. Оправдались слова Жанны, которая верила в победу тогда, когда в нее не верили самые опытные политики и самые прославленные полководцы: враги были изгнаны с французской земли, кроме тех, кто нашел в этой земле могилу. {193}
ЭПИЛОГ
Пять с половиной столетий минуло с того дня, когда на площади Старого Рынка в Руане была сожжена Жанна д'Арк. Ей было тогда девятнадцать лет.
Почти всю свою жизнь — семнадцать лет — она была никому неведомой Жаннетой из Домреми, дочерью крестьянина Жака д'Арка и его жены Изабеллы Роме. Ее соседи потом скажут: «такая, как все», «такая, как другие».
Один год — всего один год — она была прославленной Жанной-Девой, спасительницей Франции. Ее соратники потом скажут: «как если бы она была капитаном, проведшем на войне двадцать или тридцать лет».
И еще один год — целый год — она была военноплен-ной и подсудимой инквизиционного трибунала. Ее судьи потом скажут: «великий ученый — и тот с трудом ответил бы на вопросы, которые ей задавали».
Конечно, она не была такой, как все. Конечно, она не была капитаном. И, уж конечно, она не была ученым. И вместе с тем все это в ней было. Она была воплощением французского народа — его трудолюбия, отваги и ясного ума.
Проходят столетия. Но каждое поколение снова и снова обращается к такой простой и такой бесконечно сложной истории девушки из Домреми. Обращается, чтобы понять. Обращается, чтобы приобщиться к непреходящим нравственным ценностям. Ибо если история — учитель жизни, то эпопея Жанны д'Арк — один из ее великих уроков.
И мы закончим эту небольшую книжку теми же словами, какими ее начали, — словами Пушкина: «Новейшая история не представляет предмета более трогательного, более поэтического жизни и смерти орлеанской героини». {194}
ОСНОВНЫЕ ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Quicherat J. Рroces de condemnation et de rehabilitation de Jeanne d'Аrс, dite la Pucelle. 5 vol. Paris, 1841—49. — При ссыпках обозначается буквой Q.
Тisset P. et Lanhers Y. Proces de condamnation de Jeanne d'Аrс. 3 vol. Раris, 1960–1971. — При ссылках обозначается буквой Т.
Dupars Р. Рroces en nullite de la condemnation de Jeanne d'Аrс. 2 vо1. Раris, 1977–1979. — При ссылках обозначается буквой D.
1. Энгельс Ф. Заметки о Германии. — Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 18.
2. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. — Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21.