И ребята замолчали.
— Марина Володина, семнадцать лет…, - начала представляться новенькая.
— А говорили, парня нет. Это какого такого Володьки, с двенадцатого «Д» что-ли? — возмутился вечный шутник и балагур Дамир.
Класс загудел, засмеялся. Улыбнулась и новенькая: легко и непринужденно.
— Что за выкрики с места? Юнусов, опять за старое? Давно отца в школу не вызывали?
— Галина Николавна, не надо отца, он у меня грозный.
— Ох, Юнусов, смотри у меня. Не прекратишь с шуточками, будешь перед директором выступать с очередным стендапом. Вот тогда родители посмеются.
— Не посмеются, Галина Николавна, — горестно вздохнул Дамир, — у папы чувство юмора напрочь отсутствует.
— Теперь понятно, в кого ты такой, — успокоила парня классная руководительница.
— Че, Юнусов, срезали тебя, — заржал Паша, а следом и остальной класс.
Прошло еще секунд тридцать, прежде чем все успокоились, и Марина смогла продолжить рассказ. О том, что соскучилась за лето по школе, и о том насколько рада оказаться в нашем классе. О том, что хочет обрести здесь новых друзей и подруг, повысить успеваемость и закончить школу на отлично. Пустые, ничего не значащие слова, обыкновенно произносимые каждым новичком. Имела значение только улыбка и мягкий, обволакивающий голос. Кажется, у нашей Аллочки, некогда первой красавицы класса, появился серьезный конкурент.
Новички прошли в класс и расселись по указанным местам. Так сын дипломата оказался за одной партой с Пашкой, который помимо успехов в спорте был известен тем, что любил подрисовывать члены. Особенно сильно пострадал учебник истории за шестой класс, где каждый видный деятель обладал гипертрофированными половыми признаками.
Красавица Марина оказалась соседкой Тони: тихой, незаметной девушки на третьем ряду. Ее так и прозвали Тоня-тихоня.
— Смотри, как Дамир вертится, — зашептал довольный Костик. — Он Пашку специально отсадил, рассчитывая, что новенькую к нему подселят. Обломался наш комик.
— А почему именно к нему? Могли бы к тому же Пашке.
— Кит, ты в своем уме. Кто к этому извращенцу нормальную девчонку подпустит?
Пашка-Паштет не был извращенцем, просто обладал слегка своеобразным восприятием мира — мира победившего феминизма, где между мужчиной и женщиной стоял знак абсолютного равенства. Если пацанам интересно смотреть непристойные фотки, то почему бы не поделиться ими с девчонками. Бедная Тоня-тихоня аж взвизгнула и пошла красными пятнами, когда увидела… Точно не известно, что там Паша ей показал, на своем учебном планшете, но с тех пор за партой сидел исключительно с парнями.
Впереди скрипнул стул и перед нами возникло раскрасневшееся лицо Кузьки.
— Костян, ты сколько страниц написал?
Вот кому не было никакого дела до новеньких, особенно когда перед глазами маячил «неуд» за летнее эссе.
— Двадцать.
Кузьма непременно бы взвыл, если бы не присутствие учителя в классе.
— А ты? — воззрился он с надеждой на меня.
— Ты меня уже спрашивал?
— И?
— Положенные двадцать.
Бедолага схватился за волосы, и уже готов был начать трепать без того растрепанную шевелюру, но тут…
— Кузьмин, почему вертимся? Доска находится с другой стороны.
— Всё, попал Кузька, — прошептал довольный Костик и как в воду глядел.
— Надеюсь, все помнят про летнее задание: эссе на тему «антропогенный фактор и глобальные экологические проблемы". В вашем распоряжении было целых три месяца, чтобы написать небольшое сочинение. С кого начнем? А вот, пожалуй, с тебя и начнем, Кузьмин. Ты у нас больше других вертишься.
Плечи обреченного Кузьки поникли…
Так наступил мой двенадцатый год обучения.
Неделя пролетела, не успел оглянуться. Сразу же накидали новых заданий, особенно свирепствовал физик, с курсом по квантовой физике, оказавшейся на редкость мозголомной. Куда там неклассической философии 19 века с ее иррационализмом.
— Есть какие-нибудь вопросы?
Класс молчал, пытаясь переварить услышанное, а Павел Терентьевич продолжал издеваться:
— Я понимаю, что изложенный учебный материал может показаться излишне легким. Поверьте, это далеко не так. Квантовая физика заслуженно считается одним из самых сложных разделов теоретической физики и самое трудное вас поджидает впереди.
Интересно, кому это он рассказывает, Аллочке? Которая была не в состоянии выговорить словосочетание корпускулярно-волновой дуализм, а речи о понимании даже не шло. Приходилось зубрить параграфы наизусть, как зубрил английский Пашка.
— У меня это… неспособность к обучению иностранными языками, — объяснял он нам на перемене. — Не выйдет из меня переводчика.
— Зато гинеколог хороший получится, — фыркала Зарубина. — Горазд ты Паша, письки рисовать.
— Это да…, - парень засветился довольной улыбкой.
И уже через пять минут тарабанил заученный текст.
— Рашен Федерашен из зе ладжест кантри ин зе ворлд.
Англичанка, сухонькая пожилая женщина, морщилась, словно от зубной боли.
— Нина Михайловна, я ошибся?
— Да, Бурмистров, ошибся, когда вместо немецкого выбрал английский. С таким произношением тебе прямая дорога в соседнюю аудиторию.
— Нина Михайловна, я немецкий ни в зуб ногой. Все эти зихт нихты.
— А английский ты понимаешь.
— Я его с четвертого класса учу.
— А толку-то. Вот скажи на милость, что значит Рашен Федерашен?
Насупленный Паша молчит.
— Пойми наконец, Бурмистров, школьные темы по английскому — это не стихи, здесь произношение слов изменять не нужно, чтобы рифма получилась. Как будет правильно?
— Зе Рашен Федерашен? — аккуратно интересуется Паша.
— Федерэйшн, Бурмистров… Федерэйшн. Есть же транскрипция в квадратных скобочках.
— Нина Михайловна, я в ней путаюсь. Значки какие-то…
— Плохо, Бурмистров, очень плохо. Прогнать текст с озвучкой через онлайн-переводчик видимо не судьба.
Паша снова молчит, склонив повинную голову. Не объяснять же англичанке, что заданный «топик» учил на перемене, забравшись с ногами на широкий подоконник. Заткнув уши и не слушая бубнящего рядом Кузьку, который усиленно списывал домашку по алгебре. Привычное дело для школьных будней. Иногда половина класса «висела» на подоконниках, спешно готовясь к предстоящим занятиям. Распределяли кому какие пункты учить — всё лучше, чем зубрить целый параграф на пять листов.
— Гражданская война в Южно-Африканской Республике конца пятидесятых двадцать первого века. Политические и экономические предпосылки, расовый вопрос. Отвечает…, - историк задумчивым взглядом окидывает класс. — Удивительное единодушие… Неужели один Юнусов учил?
Учителям были прекрасно известны маленькие хитрости, которые вели свое начало с незапамятных времен. Порою они соглашались на предложенные условия и играли по правилам, а иногда…
— Что-то давно Соломатина не было слышно. Что скажешь, Андрей, про непростую обстановку в ЮАР середины двадцать первого века?
Дюша нехотя встает, а сам косится в раскрытый учебник, пытаясь за отведенные секунды просканировать и запомнить текст … Не получилось.
— Армен Георгиевич, можно я про переселение буров расскажу.
Следующий пункт параграфа был про экспроприацию земель и не простую судьбу белых фермеров на черном континенте. И именно его зубрил Дюша.
— Можно, но не нужно… Лучше поведай классу о предпосылках, приведших республику к серьезному экономическому кризису.
Начинать учебный год с двойки не хотелось, поэтому Дюша начал усиленно таращиться в абзацы учебника.
— Крах фондовых индексов начался… начала пятидесятых стал причиной…
— Андрей, посмотри на меня.
— Да, Армен Георгиевич.
— Скажи честно, учил?
Расстроенный Дюша вздыхает. Вздыхает и учитель по истории.