Касим с демонстративной покорностью поднимает голову, но глаза его остаются полузакрытыми, скрывая жгучий взгляд глаз цвета жаркой восточной ночи. Дразнит, не давая увидеть, какое вожделение, страсть и обещание бесконечного наслаждения плещутся в них. Он слегка замирает, ожидая какого-либо намека или даже, может быть, открытого приказа действовать дальше, но продолжает двигать в теле господина пальцами. Амир много чего позволяет ему вытворять с собой в постели, но только одного раб никогда не делает без открытого разрешения, знака или… просьбы. Он никогда не целует своего повелителя в губы. Не потому, что за такую дерзость наложника могут исхлестать плетьми. А потому, что это — то самое единственное, что позволяет ему сохранить гордость, ведь Касим был и остается рабом несмотря ни на что.
Амир уже шумно дышит, прижимаясь к сильному телу своего невольника, невесомо касается губами его подбородка — и это уже просьба, а не требование. Он слишком, безумно возбужден, низ живота приятно болит в предвкушении глубокого горячего проникновения. Ждать больше нет сил…
Касим опускает голову, накрывая губами жаждущие губы своего господина. Почему запретный плод так сладок? Больше всего на свете раб любит вкус его поцелуя на своих губах. Его язык медленно проникает в рот калифа, поглаживая тут же скользнувший навстречу ему юркий острый язычок. Касим вынимает пальцы из юноши, закидывает обе его ноги себе на плечи и, приставив к входу головку своего члена, входит одним сильным глубоким толчком. Амир нетерпеливо дергается, подается бедрами вперед, сам стараясь насадиться на его член сразу же и как можно глубже. У повелителя Джавахир Абаля великое множество наложников, воинов, охранников и рабов, но к его телу может прикасаться только один-единственный… И если за пределами своих покоев он правитель процветающей страны, то здесь… просто развратная шлюха, бесстыже седлающая бедра Касима и наслаждающаяся властью сильного мужчины.
Касим торжествующе улыбается. Вот он, этот момент, когда один из них сдается, не в силах больше растягивать эту сладкую игру. Он все еще скрывает свой взгляд густыми ресницами. Амир всегда не выдерживает первым, потому что маленький господин весьма нетерпелив. И мужчина, упершись руками в постель по обе стороны от его головы, начинает вбиваться в жаждущее податливое тело мощными и глубокими толчками, срывая с губ калифа громкие развратные стоны.
Амир извивается под ним, наслаждаясь каждым горячим толчком внутри себя, не сдерживаясь, стонет в голос, кричит…
— Еще! Сильнее! — И жестко хватается пальцами за предплечья раба.
И только тогда Касим поднимает глаза, встречая сладострастный взгляд изумрудных глаз. И с каким же наслаждением он выдыхает тихим, чуть хрипловатым голосом уже полюбившуюся ему фразу:
— Слушаюсь… и повинуюсь, мой господин.
И сильнее, глубже, ожесточеннее вбивается в податливое тело, распятое под ним, двигающееся в такт с ним, принадлежащее ему одному. Амир вскрикивает, судорожно царапая его плечи, смуглые лопатки ходят ходуном под его ладонями от каждого толчка. Он выгибается на постели, прижимаясь к своему рабу все теснее, и голос его срывается от крика и стонов.
Касим вдруг слегка замедляется, наклоняется и обводит языком маленькие затвердевшие соски, прикусывая их, чтобы причинить господину немного боли. Нашарив рукой подушку, засовывает ее под поясницу калифа, чтобы получить возможность глубже проникать в его тело. И снова делает толчок. Еще один. Он может заставить его кричать от блаженства так долго и много, что голос Амира охрипнет, и он сможет говорить лишь сиплым шепотом. И все равно калиф пользуется этим каждую ночь, ненасытный, похотливый, порочный, сластолюбивый и… прекрасный в своем желании пасть ниже, чем он есть на самом деле. Раб сильно, до синяков сжимает его бедра, вбиваясь в тело господина особенно глубоко, и Амир вскрикивает, забываясь в ярком ослепительном оргазме, неосознанно шепча и упрашивая Касима кончить в его тело и не вынимать горячий член. Потому что калиф любит после оргазма просто лежать и чувствовать Касима в себе.
Касим не слышит, ослепленный своим собственным вихрем ощущений, изливается глубоко в тело своего господина, обжигая изнутри своим горячим семенем. И обессиленно перекатывается на спину, прижимая его к себе и не выходя из него. Несколько минут Амир пытается прийти в себя.
И так каждый раз. Внутри горячо и липко от спермы Касима, и он ничего не может с собой поделать, наслаждаясь этим ощущением. Он настолько обожает его, что никогда не идет купаться после игр в постели. Медленно, лениво поглаживает калиф грудь своего раба кончиками пальцев, уже размышляя над тем, когда снова сможет завладеть им. Ведь ему всегда мало, как бы часто и долго они этим ни занимались.
— Мой господин. — Поймав его руку, Касим мягко останавливает эти бездумные игривые ласки. — У вас есть еще пять минут, скоро придут служанки, чтобы привести вас в порядок, — напоминает он тихо, наблюдая за Амиром из-под полузакрытых век.
— Пусть приходят, — лениво отзывается Амир, ерзая на его бедрах так, чтобы глубже насадиться на член своего раба.
Касим невольно сжимает зубы, ощущая, как снова начинает твердеть внутри своего любовника. Ему так трудно сдержать стон, когда он вытворяет подобные вещи. Но он принципиально молчит, лишь продолжая обнимать своего господина, напоминая себе, что он просто раб. А за дверью уже слышатся шаги — дворец начинает оживать.
Амир лишь довольно льнет к нему, словно кошка, всем телом. Ему все равно, даже если сейчас в его покои войдет вся дворцовая стража и прислуга. Пусть, пусть они заходят и видят, чем занимается их повелитель. Наверняка это завораживающее зрелище… Его Касим, такой сильный, смуглый, красивый… И он сам — хрупкий и изящный, распластанный на своем рабе, соединенный с ним в извечном танце любви и вожделения. Светлый шелк на эбеновом дереве. Ослепительный и очаровывающий контраст.
— Хочу еще… — мурлыкает калиф.
Касим лишь едва слышно вздыхает, удерживая себя от большего проявления эмоций.
— Как прикажете… — шепчет он хрипло и начинает двигать бедрами, глубоко проникая внутрь калифа, — мой повелитель.
Амир судорожно вздрагивает и садится верхом, подстраиваясь под заданный им ритм, тесно сжимая внутренние мышцы, чтобы раб мог почувствовать, как внутри него тесно, горячо и влажно от уже пролитого им семени.
Касим откидывается на подушки, продолжая удерживать его за бедра. Порою это просто невыносимо… Но ради такого удовольствия стоит каждый день подвергаться бесчисленным покушениям на его жизнь всех тех завистников, что у него имелись. Но все же он не может сдержаться и тихо стонет, выдыхая:
— Мой господин…
Амир кусает губы, упираясь ладонями в его грудь, перехватывает инициативу, начиная быстро и глубоко натягиваться на его член, пытаясь удовлетворить их общий голод.
— Ты… будешь меня купать, — сбивчиво шепчет он, словив взгляд своего раба. — Везде… Всего! Все места… которые ты испачкал сегодня. — И облизывает губы. Дразнит.
Касим лишь шумно выдыхает, подаваясь бедрами ему навстречу.
— Как прикажет повелитель, — отвечает он с неизменной наигранной покорностью и приподнимается.
Амир тут же обнимает его за шею, тесно прильнув всем телом.
— Хочу, чтобы ты сотворил со мной что-нибудь безумное, — шепчет он жарко ему на ухо.