– Это поезд «Атчисон – Топика – Санта-Фе»? – поинтересовался Эрл у Ди-Эй, который выехал на Маркет-стрит и теперь искал место, куда бы приткнуть машину.
– Нет, Эрл, не тот. Это «Миссури – Тихий океан» в четыре пятнадцать на Сент-Луис, первый этап в поездке до Лос-Анджелеса. Давайте выйдем, послоняемся там и попытаемся увидеть, что получится. Скорее всего, толку никакого не будет, но уж больно я устал от букмекеров из Ниггертауна.
– Полностью согласен, – ответил Эрл.
Они порознь прошли через толпу на перроне, которая становилась тем гуще, чем больше приближалось время отправления. Эрл закурил сигарету, нашел столб, прислонился к нему и принялся покуривать и разглядывать платформу. Довольно скоро он обнаружил обоих гангстеров, которые оживленно разговаривали, стоя около здания вокзала; каждый из них курил гигантскую сигару. Похоже, что эти парни неплохо проводили время. Ничего особенного не происходило, если не считать того, что в поезд садилось все больше и больше народу и проводники начинали потихоньку звереть. Поглядев на «гамильтон», Эрл увидел, что время подходит к 16.00. Скоро должна последовать команда всем занять свои места. Его нога немного побаливала; левое запястье тоже беспокоило. Он несколько раз согнул левую руку и переступил с ноги на ногу, пытаясь отвлечься от боли. Он не привык носить галстук целыми днями, и это тоже действовало ему на нервы, но он не собирался ослаблять узел, даже невзирая на сильную жару, пока Ди-Эй не сделает этого первым. Он мечтал о том, как примет хороший горячий душ в своем номере.
Внезапно Эрл заметил, что перед ним кто-то остановился, и мысленно выругал себя за рассеянность. Это оказалась женщина. Ее темно-рыжие волосы были собраны в пучок под желтым беретом. Она была одета в желтый дорожный костюм, кончавшийся выше колена и открывавший ноги в белых туфлях гораздо выше, чем на это решилось бы большинство женщин. Темные глаза смотрели прямо ему в лицо.
– Эй, красавчик, – сказала женщина, – вы использовали последнюю спичку, чтобы зажечь свою сигарету, или у вас в коробке осталась еще пара штук?
Ничего похожего на женскую застенчивость. И пахло от нее тоже не так, как от остальных. Акцент у нее был тягучим и напоминал о горячих лепешках, которые подают прохладным южным утром. Эрл решил, что она из Джорджии или Алабамы.
– Пожалуй, найдется, мэм, – ответил он. – Только позвольте, я проверю.
Он извлек из внутреннего кармана спичечную коробку, ловко открыл ее, вынул спичку, чиркнул о коробок и сложил ладони чашкой. Его большие ладони успешно защищали слабенькое пламя от любых порывов ветра. Женщина подошла к нему вплотную, приложила свои ладони к его рукам, дополнительно прикрывая огонек, и сунула кончик «честерфилда» в пламя.
– Вот и все, – сказал Эрл.
– Благодарю вас, мне это было нужно.
Она отступила, глубоко затянулась и выдохнула длинную струю дыма.
– Я вас, кажется, знаю. Вы, наверно, снимаетесь в кино? – спросил он.
– Было пару раз, малыш, – ответила женщина, – Только нужно очень уж сильно пялить глаза, чтобы увидеть меня на экране. Это дрянной бизнес, если не знаешь больших парней, а я, так уж получилось, знаю не тех больших парней. Больших парней, с которыми я знакома, слишком уж сильно все боятся. А вы, красавчик, часом не знакомы с какими-нибудь большими парнями?
– Нет, мэм, – сказал Эрл, улыбнувшись. – Разве что парочка генералов, вот и все.
– О, солдатик. А я решила, что вы коп.
– Я вообще-то был морским пехотинцем.
– Могу держать пари, что вы уложили кучу японцев.
– Знаете, мэм, это нельзя сказать наверняка. Там все происходило очень быстро, и дыму было столько, что в двух шагах ничего не видно.
– Мой чурбан-приятель торчал в Лос-Анджелесе, сидел на проводе, по которому передавали спортивные новости. Он настоящий герой, вошь поганая. Затянул меня в этот городишко, чтобы, мол, встретиться с киношниками, а они здесь все шушера, дрянь. Я десять лет убила на то, чтобы выбраться из таких вот городишек, и вот я опять в такой же дыре.
– Вы из Джорджии, мэм?
– Из Алабамы. Бессемер, стальной город. Если вы там не бывали, то можете считать, что ничего не потеряли, мой сладкий. Я...
Боковым зрением Эрл заметил чье-то приближение. Человек казался разъяренным, разгоряченным едва ли не докрасна и несся так быстро, что кто-нибудь другой мог бы и растеряться.
– Что здесь происходит, твою мать?
Это был Багси Сигел, его ноздри раздувались, а глаза побелели от злости. Около углов рта застыли серые желваки. Его тело излучало неприкрытую агрессию, а зрачки прищуренных глаз, с ненавистью глядевших прямо вперед, походили на две булавочные головки.
Он грубо схватил женщину за локоть и дернул так резко, что у нее мотнулась голова и хрустнули шейные позвонки. А он продолжал стискивать ее руку с такой силой, что у него побелели суставы на пальцах.
– Что это значит, Вирджиния?! – гаркнул он.
– Господи, Бен, я только попросила у этого бедного парня огоньку, – ответила она, пытаясь высвободить руку.
– Сэр, – вмешался Эрл, – здесь не было вообще ничего.
– Заткнись, ковбой. Будешь говорить, когда я тебе прикажу. – Он снова повернулся к Вирджинии. – Ты, обдолбанная шлюха, у меня так и чешутся кулаки начистить тебе харю. Живо в поезд. Шевелись, уноси отсюда свою проклятую задницу!
Он толкнул ее в сторону вагона и шагнул было следом. Но вдруг передумал и вернулся к Эрлу. Его яростные глаза мерили незнакомца с головы до ног.
Эрл ответил ему твердым взглядом.
– Что уставился, мужлан?
– Я никуда не смотрю, сэр.
– Ты, поганый пес, я просто обязан вытряхнуть из тебя дерьмо прямо здесь. Я должен затоптать тебя в асфальт. Ты никто. Ты просто кусок гребаного дерьма.
Ярость придавала его лексикону особую красочность.
– Бен, оставь бедного парня в покое. Я спросила...
– Заткнись, лахудра! Да засуньте ее в поезд, черт возьми! – заорал он на двоих Грамли, которые подошли на тот случай, если ему потребуется поддержка.
Эрл увидел самого Оуни еще с парой телохранителей, стоявших в нескольких шагах. Вокруг уже столпились зеваки, но, несмотря на многолюдность, стояла почти мертвая тишина.
– Да ты знаешь, кто я такой? – продолжал орать Бен.
– Бен, держите себя в руках, – сказал издали Оуни.
– Он же просто парень с платформы! – выкрикнула женщина, вырываясь из рук громил.
Но теперь гнев Бена полностью сфокусировался на Эрле, который стоял на том же месте с непроницаемым выражением лица.
– Ты знаешь, кто я такой? – снова выкрикнул Сигел.
– Нет, сэр, – ответил Эрл.
– Твое счастье, что не знаешь, гребаный идиот. Знал бы, у тебя бы уже яйца от страха раскололись. Ты бы уже полные штаны наложил. Ты на кого тут разгавкался? Да тебе не должно быть места в одном штате со мной, ты понимаешь, придурок деревенский?
– Да, сэр, – сказал Эрл. – Я только зажег спичку, чтобы леди прикурила сигарету.
– Ну так скажи спасибо своей гребаной счастливой звезде, что я не суну тебя под поезд. Ты понял это, пастух дерьмовый? Понял, я спрашиваю?
– Да, сэр, – ответил Эрл.
Багси подался почти вплотную к нему.
– Я убил семнадцать человек, – процедил он. – Скольких убил ты, жалкая деревенщина?
– Точно не знаю. Человек триста или триста пятьдесят, – ответил Эрл.
Багси невольно взглянул ему в лицо.
– И вот в чем штука, – проникновенным голосом добавил Эрл, – просто забавная штука: те парни, которых я убивал, все до одного пытались убить меня. У них были и винтовки, и пулеметы, и танки. А парни, которых убивал ты, сидели в парке или на заднем сиденье автомобиля и думали о прошедшем футбольном матче.
Сказав это, он чуть заметно улыбнулся.
В первый момент Багси остолбенел. Никто никогда не говорил с ним таким тоном, особенно во время его хорошо отработанных припадков ярости. А больше всего его задело то, что этот деревенский олух нисколько не боялся его. Парень улыбнулся Багси и – чтоб он сдох, чтоб он сдох, ЧТОБ ОН СДОХ! – самым натуральным образом подмигнул.