Когда двери открываются, и звучит музыка, Эвелин и Женевьева начинают свой путь по проходу, и я вижу Алека, стоящего у алтаря. Его лицо словно высечено из камня, на нем не отражалось никаких эмоций, а руки были сцеплены перед собой. Он не смотрел на меня, а уставился куда-то вдаль, стиснув зубы. Я заметила, как Дмитрий наклонился вперед и что-то прошептал ему, но Алек, казалось, не замечал своего брата. Каждая клеточка его тела, каждый напряженный мускул словно кричали о том, что он не хочет здесь находиться.
Что ж, теперь нас двое.
Я уверенно шла к нему по проходу, крепко сжимая в руках свой букет и глядя прямо перед собой на алтарь. Перед алтарём стоял священник с несколько озабоченным видом, и я тоже старалась не встречаться с ним взглядом.
Эвелин и Женевьева ушли налево, а я остановилась перед Алеком. Он не взял меня за руки и не пытался прикоснуться ко мне. Он просто стоял там, глядя поверх моей головы, пока священник прочищал горло, мгновение колебался и с еще большей озабоченностью переводил взгляд с одного на другого, прежде чем начать говорить.
Когда священник спрашивает, есть ли у нас возражения, мы молчим, хотя я почти уверена, что Алек сам сейчас начнёт что-то говорить. Он произносит свои обеты ровным, заученным голосом, а мой голос дрожит, когда я повторяю свои. Мои руки тоже дрожат, когда он подходит, чтобы надеть мне на безымянный палец левой руки кольцо - тонкое, простое золотое колечко, которое я совсем не ожидала увидеть от него. Эвелин протягивает мне такое же кольцо, но большего размера, для Алека. Его рука кажется холодной, когда я надеваю кольцо, и я с трудом сглатываю, пытаясь отдышаться, когда отпускаю кольцо ему на палец.
Я едва слышу остальную часть того, что говорит священник, пока пять слов не пробиваются сквозь туман, сквозь стук моего сердца в ушах:
— Вы можете поцеловать невесту.
Поцелуй? Я совсем забыла об этой части церемонии. На протяжении всего венчания Алек почти не держал меня за руку. Могу только представить, что думают гости: брат Дмитрия, вернувшийся домой после долгого отсутствия, внезапно оказывается у алтаря, чтобы поспешно связать себя узами брака с женщиной, к которой, кажется, ему невыносимо прикасаться.
Он колеблется, и я почти вздрагиваю, когда он протягивает руку, чтобы приподнять мою вуаль. Трудно поверить, что чуть меньше двух месяцев назад у меня была самая страстная ночь в жизни с этим мужчиной, а сейчас он кажется таким холодным, что я боюсь, что он заморозит меня, если я прикоснусь к нему. Кажется, что все, что было между нами той ночью, осталось в прошлом, когда Алек медленно поднимает мою вуаль и откидывает её на мои волосы. Наконец, его тёмные глаза встречаются с моими, и он смотрит на меня сверху вниз.
Я ощущаю напряжение в воздухе, все с нетерпением ждут, когда Алек поцелует свою невесту, и удивляются, почему он до сих пор этого не сделал. Я с трудом сглатываю, когда он наклоняется вперед, уперев руки в бока, и его губы касаются моих.
Клянусь, когда его губы касаются моих, я чувствую искру. Как статическое электричество, покалывающее мои губы, и жар, охватывающий меня, когда его рот прижимается чуть сильнее. На кратчайшую долю секунды, когда он целует меня, все чувства, которые были утрачены с той ночи, нахлынули на меня, и, несмотря ни на что, я наклоняюсь к нему, мои руки поднимаются, чтобы коснуться его груди, когда его губы снова касаются моих.
Он вздрагивает от моего прикосновения и резко отстраняется. Отступает назад, и я едва слышу, когда священник объявляет нас мужем и женой, когда Алек направляется обратно по проходу.
Я ускоряю шаг, стараясь не отставать от него, когда мы выходим из церкви в этот всё ещё дождливый день. Я слышу шепот гостей, и моё лицо вспыхивает от гнева. Я внезапно осознаю, что Алек не смог заставить себя выйти из церкви вместе со мной, как это подобает моему мужу. Вместо этого он предпочел унизить меня.
Дождь всё ещё идёт, когда мы оказываемся на улице и направляемся к машине под зонтами. Слишком поздно я понимаю, что мы с Алеком садимся в одну машину, как и следовало ожидать, но это последнее, чего я сейчас хочу.
Он садится напротив меня, и двери машины закрываются. Я гневно дышу, пытаясь сдержать все те слова, которые так и рвутся наружу.
— Ты даже не смог выйти из церкви рядом со мной? — Наконец спрашиваю я, и каждое моё слово пропитано гневом и болью. — Я слышала, как все шептались, когда мы уходили. Всем интересно, почему ты женился на женщине, которую, кажется, ненавидишь.
— Почему тебя волнует? — Спрашивает Алек, пожимая плечами и спокойно смотрит в окно. — Они не имеют к нам никакого отношения.
Я думаю, что он прав. Я не знаю никого из тех, кто был в той церкви. Все они - родственники и друзья Яшковых. Рядом со мной не было никого, кроме Эвелин и Женевьевы, и эта мысль заставляет моё сердце сжиматься от одиночества.
Я долго молчу, глядя на дождь, и вдруг осознаю, что машина направляется обратно в том же направлении, откуда мы приехали.
— Мы возвращаемся в особняк? — Спрашиваю я с удивлением, и Алек наконец поворачивается ко мне. Его тёмные глаза, как всегда, спокойны.
— Я сказала Дмитрию, чтобы он не беспокоился о приёме. Он, конечно, возразил, что пышность необходима для поддержания имиджа семьи, но я объяснил ему, что не буду участвовать в этом. Я уверен, что тебе всё равно. — Наши взгляды встречаются, и я хочу возразить, сказать ему, что на самом деле я хотела устроить свадебный приём.
Правда заключалась в том, что я не представляла, как смогу вынести всё это: сидеть рядом с Алеком за праздничным столом, ужинать, разрезать торт и танцевать в первый раз. Всё это казалось мне каким-то фарсом, чередой действий, которые я не знала, как выполнить. И я должна была быть благодарна за то, что меня избавили от этого.
Однако я чувствовала злость. Злость на себя и на Алека, который отказался играть свою роль хотя бы несколько часов. Я бы сделала всё возможное, если бы это потребовалось, но он даже не попытался. Но я не собиралась показывать ему свою злость или смущение из-за того, каким бесчувственным он оказался. Вместо этого я небрежно приподняла одно плечо, позволяя ему опуститься.
— Возможно, это к лучшему, — сказала я ему, отводя взгляд и снова устремляясь к окну.
Краем глаза, впервые с тех пор, как открылись двери церкви, я замечаю, как он смотрит на меня. Я была разочарована, когда он увидел меня в облегающем кружевном платье. В его глазах не было ни намека на желание, а лицо оставалось совершенно бесстрастным, когда он стоял у алтаря. Но сейчас, в этом тесном пространстве, я чувствую, как сгущается воздух, слышу, как он с трудом сглатывает, когда его взгляд скользит по мне, от моих обнаженных ключиц над кружевным вырезом до самого низа.
Воздух становится теплее, напряжение между нами нарастает, но я не смотрю на него. Я изучаю узор из капель дождя, стекающих по стеклу, мои руки переплетены на коленях, на мягком кружеве платья, и я ничего не говорю. Я стараюсь не думать о том, что будет дальше, о предстоящей мне ночи в одиночестве, о том, что, несмотря на все мои усилия, я все равно вышла замуж за человека, который меня терпеть не может, и которого я в ответ невзлюбила.
Когда машина подъезжает к особняку, Алек не ждёт, пока водитель откроет ему дверь или кто-то подаст зонтик. Он сам распахивает дверцу и, пошатываясь, выходит под дождь, стремясь оказаться как можно дальше от меня. Я наблюдаю, как ливень прилипает к его голове, делая волосы темнее. Его костюм промокает в считанные минуты, и я стараюсь не замечать, как сквозь промокшую белую ткань рубашки просвечивает его грудь, как я вижу едва заметный намёк на пресс, словно приклеенный к ней. Я игнорирую жар, разливающийся во мне, и ком в горле, и заставляю себя отвести взгляд.