Я не могу быть её мужем, и я больше не знаю, как любить такую женщину, как она. Эти чувства были вырваны из меня много лет назад. Всё, что осталось, - это желание обладать ею и болезненный, непреодолимый голод, который заставляет меня хотеть заявить на неё права, сделать её своей… Даже если я знаю, что не смогу её удержать.
Когда я возвращаюсь из музея и иду по улице к гаражу, где припарковал свой мотоцикл, я чувствую покалывание в затылке. Это знакомое чувство, к которому я давно привык - ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Я оборачиваюсь, оглядываюсь через плечо, но никого не вижу.
Я сворачиваю на боковую дорогу, ведущую к гаражу, и по спине пробегает холодок. На повороте я оглядываюсь через плечо, но ничего не замечаю. Зайдя в гараж, я направляюсь к месту, где припаркован мой мотоцикл.
Примерно в дюжине ярдов от меня я вижу крупную мужскую фигуру, полностью одетую в чёрное. Он быстро удаляется, засунув руки в карманы и опустив голову. Я стискиваю зубы, отступая назад, и надеюсь увидеть его лицо, когда он будет уходить. Однако он не оборачивается, и я издаю вздох разочарования.
Мысль о том, что Далия пойдёт обедать одна, заставляет меня чувствовать себя некомфортно. Я достаю из кармана телефон и быстро набираю сообщение.
Алек: После обеда тебе лучше отправиться домой. Позвони водителю. Я переживаю, что ты вернешься на работу одна.
Далия: Ты в своем уме? Сначала приходишь ко мне на работу, а потом думаешь, что можешь просто отправить меня домой? Отвали.
Алек: Я твой муж. Пожалуйста, выслушай меня. Я хочу убедиться, что ты в безопасности.
На это нет ответа, что совсем не удивляет меня. Я прижимаю тыльную сторону кулака ко лбу, борясь с желанием отследить ее местоположение по телефону и забросить на заднее сиденье своего мотоцикла. Однако она не собирается меня слушать, и мне придется запереть ее в комнате, чтобы она не ходила на работу. На данный момент это кажется не самой плохой идеей. Или я мог бы попросить Дмитрия обеспечить её безопасность, наняв телохранителя. Я знаю, он бы с радостью согласился, но как только я задумываюсь об этом, во мне поднимается сопротивление.
Обращение к Дмитрию с такой просьбой означало бы, что я должен был бы рассказать ему о том, что происходит: о мужчине в баре, о драке у Сэла, о том, как этот человек терся возле моего мотоцикла. Мне пришлось бы говорить о прошлом, объяснять, что, как мне кажется, оно всё ещё преследует меня, и от этой мысли мне становится почти физически плохо.
Я не хочу возвращаться к этому. И я не желаю видеть его ужас или жалость, не хочу слышать его вину за мою боль. Я не хочу втягивать его в это, не хочу, чтобы он предлагал стратегии решения моих проблем. В прошлый раз я сам избежал этого. Никто не пришёл за мной, никто не спас меня. И в этот раз я тоже справлюсь сам. Если бы только Далия, черт возьми, прислушалась ко мне.
Эта мысль не покидает меня, пока я иду к своему мотоциклу. Я понимаю, что не предоставил ей достаточно информации, чтобы она посчитала это важным. Но она же видела, что произошло на парковке за баром Сэла. Её чуть не похитили. Разве этого не должно быть достаточно?
Мои мысли в смятении, когда я осматриваю мотоцикл, проверяя, не повреждён ли он. Тормозные магистрали целы, топливный бак в порядке, взрывчатка не попала в механизм. Байк выглядит чистым и я осматриваю его дважды, а затем ещё раз, чтобы убедиться в его безопасности.
Тем не менее, когда я завожу двигатель, мои мышцы напрягаются. В течение нескольких секунд я жду, что что-то произойдёт, но ничего не происходит, и я слегка расслабляюсь.
Пока я еду домой, Далия не покидает мои мысли. Я пытаюсь придумать, как с ней поговорить, но ничего не получается. Поднимаясь по лестнице, я слышу, как внизу открывается и закрывается входная дверь, а затем быстрые шаги по коридору. Через мгновение открывается дверь её спальни.
Я провожу рукой по волосам, выхожу из своей комнаты и направляюсь к ней, не потрудившись постучать. Я врываюсь в её комнату, и она вскрикивает, подпрыгивая на дюйм в воздух от неожиданности. Она стоит перед своим комодом в одних трусиках и лифчике. Мой член мгновенно реагирует на вид её мягких, кремовых грудей, которые выступают над кружевами лифчика. Далия замечает, как я опускаю на них взгляд, и прищуривается, пристально глядя на меня.
— Убирайся, — говорит она резко, и я закрываю за собой дверь, прислоняясь к ней в знак явного отказа.— Ты невыносим! — Она бросает свою рубашку в открытый ящик комода и резко поворачивается ко мне. Ее груди вздымаются под кружевами, и я чувствую, как пересохло у меня во рту, а мой член набухает у бедра. — Ты приходишь ко мне на работу, трахаешь меня на моем столе, даже не выслушав ни слова, что я могу сказать по этому поводу…
— О, я уже всё слышал от тебя, — говорю я ей, и мои губы изгибаются в ухмылке. — Я слышал, как ты пыталась сдержать стон, когда я доводил тебя до оргазма три раза, Далия. Могу поспорить, что за то короткое время, что мы знакомы, я доводил тебя до кульминации больше раз, чем ты кончала со всеми остальными мужчинами, вместе взятыми. Я не прав?
Её челюсть сжимается, но она не отвечает, и меня охватывает удовлетворение. Это ответ сам по себе.
— Я хочу, чтобы ты взяла ещё один отпуск, — решительно заявляю я ей. — Мне не нравится, что ты находишься вдали от дома, на работе без охраны. Или попроси Дмитрия нанять тебе телохранителя…
— Ты просил меня никому не рассказывать о том, что произошло, — замечает она с легкой иронией, и я вздрагиваю. — А какое у меня может быть оправдание для этого?
Я пожимаю плечами, стараясь выглядеть более непринуждённо, чем есть на самом деле.
— У Эвелин есть телохранитель. Скажи, что так ты будешь чувствовать себя в большей безопасности. Скажи, что тебя беспокоит то, что ты вышла замуж за члена семьи Яшковых…
— Это ложь. Я не собираюсь лгать своему шурину.
— Ты совсем не беспокоишься? — Спрашиваю я.
— Не потому, что я вышла замуж за члена этой семьи, — парирует Далия. — Если я о чём-то и беспокоюсь, так это о том, что ты что-то скрываешь от меня, Алек. Со мной происходят странные, опасные и чертовски пугающие вещи, — она указывает на синяки на своей руке. Сегодня они темнее, и я чувствую, как мои кулаки сжимаются от беспокойства. — И ты ничего не хочешь объяснить!
— Мне это не нужно, — рычу я сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как разочарование нарастает в моей груди. — Я твой муж, и…
— Не смей снова поднимать эту тему! — Кричит Далия, указывая на меня пальцем, а ее глаза пылают гневом. — Ты не хочешь быть моим мужем. У тебя никогда не было желания…
— И ты не стремилась стать моей женой!
— Дело не в этом. — Она прищуривает глаза. — Не я пытаюсь доказать, что я твоя жена, Алек. Я не настаивала на том, чтобы ты сопровождал меня на прием. Я ни о чем тебя не просила. На самом деле, я старалась держать нас на расстоянии, пока мы не решим, как нам поступить…
— Когда ты так говоришь, это звучит почти так, будто ты вышла за меня только для того, чтобы обеспечить свою безопасность, пока у тебя не появится более удачный план.
Её лицо на мгновение искажается от боли, и острая боль пронзает мою грудь. Я скрещиваю руки на груди, отказываясь признавать, насколько сильно это ранит. Я не позволяю себе даже на мгновение задуматься о том, что, возможно, я хочу, чтобы Далия захотела выйти за меня замуж. Что я мог бы хотеть жениться на ней. Это бессмысленно, и этому так или иначе придет конец. Но если она действительно мать моего ребёнка, а сейчас я верю ей, то я хочу, чтобы и она, и наш ребёнок были в безопасности. Даже если это произойдёт без меня. Я сосредоточиваюсь на этом, стараясь не думать о чувстве предательства, которое пронзает мою грудь, когда я понимаю, что я лишь запасной вариант для неё. В конце концов, она права, что никогда не притворялась, будто хочет этого. И это ничто по сравнению с тем предательством, от которого я страдал в прошлом. Слышать это не должно быть так больно.