— Ваши очки, — прошептал он. — Дайте их мне.
Ее губы раздвинулись, а кровь сильнее прилила к щекам.
— Вы… вы думаете, что «жучок» может быть в очках?
— Может быть. Лучше я проверю.
Она отступила на шаг.
— Вы не смогли бы проверить их на мне?
Конечно, он смог бы. Смог же он проверить лифчик и «шорты» на ней.
Мягко, но властно он произнес:
— С очками дело обстоит не так, как с одеждой. Многие электронные устройства могут быть легче обнаружены в ткани, чем в металле или стекле. — Конечно, не всегда, но ей не надо было об этом знать. — Если «жучок» в очках, то синий фургон выйдет на нас в любой момент.
Вскрикнув, она повернулась к Уокеру спиной, сорвала очки и протянула их ему.
— Я плохо переношу яркий свет, — объяснила она, прижимая свободную руку к верхней части лица. — Это от лекарств, которые я принимаю.
Тайс сжал губы, когда взял очки. Ему показалось, что она дразнила его, держа на расстоянии, показывая столько, сколько хотела, но не более. Она позволила ему запустить руку в брюки, но не разрешила увидеть глаза!
Тайс понимал — она боялась, что он узнает ее. И если бы он мог соображать, то был бы рад ее решимости оставаться неузнанной. Ее будет легче защищать, если никто ее не узнает. Проблема была в том, что он не мог трезво думать. Он хотел увидеть близко ее глаза… хотел, и все тут!
Нехотя он проверил дорогие солнечные очки.
Он почти надеялся, что на них будет «жучок», просто чтобы облегчить свою совесть. Мало было шансов, что на ней найдется хоть один «жучок», и он знал это еще до того, как начал проверку. Но почему он чувствует себя виноватым? Любой исполнил бы все ее желания. Может быть, именно это и беспокоило его. Она слишком наивна, чтобы быть одной. Слишком доверяет мужчине, которого едва знает.
Тайс поморщился и ухмыльнулся, удивляясь себе. О чем он думал? Она была роскошной женщиной, выросшей среди могущественных игроков в безнравственном мире богачей и политиков. Она никак не могла быть такой наивной, какой казалась. Уокер не мог точно знать, почему она убежала, хотя догадывался, что она разозлилась на неверного жениха и теперь была полна решимости «наверстывать упущенное», как она выразилась. Сладкая месть. Или, может быть, она была вовлечена в какую-то политическую интригу. Какова бы ни была причина се тайного побега, Принцесса Ароматов не была наивной, хоть и казалась такой доверчивой.
Она не хочет, чтобы он увидел ее лицо. А это значит, что она не верит ему ни на грош.
— Вот, — пробормотал он, положив очки в ее протянутую руку. — Чисто.
Когда она опять надела очки, он нагнулся в машину, вытащил из перчаточного ящичка маленькую коробочку и засунул в свой карман. И пока она, сидя в машине, упаковывала свои вещи, он открыл коробочку, вынул «жучок» из набора и прикрепил к ее сумочке. На тот случай, если она попытается от него ускользнуть.
— Если на мне не было «жучков», — размышляла она, удобно устроившись на пассажирском сиденье, — тогда как этот синий фургон нашел нас?
— Устройство могло быть в браслете или в босоножках, которые вы выбросили.
— Хмм. Очень плохо, что мы их не достали и не проверили.
— Да. Очень плохо.
Она нахмурила брови, вздрогнула и посмотрела в обе стороны пустой улицы.
— По крайней мере мы хоть на время оторвались от фургона. Лучше нам побыстрее убраться отсюда подальше. Я бы хотела провести время в Атланте, но, скорее всего, это слишком рискованно. — Подумав минуту, она решила: — Поедем на юг.
— На юг? А что вы думаете о домике на севере, о котором я говорил раньше?
— Нет-нет. Я предпочла бы Флориду. Панама-Сити подойдет.
— Панама-Сити! — Он предпочел бы острова Греции или юг Франции. — Там же столпотворение в это время года.
— Звучит замечательно. — Она улыбнулась и откинула голову на спинку сиденья. Ее рыжие завитушки падали каскадом, как водопад, ее стройная шея была соблазнительна.
Ему ужасно захотелось прижаться губами к ее шее, попробовать на вкус кожу…
Неловко ерзая на сиденье, он понял, что это будет довольно долгая поездка: чтобы добраться до Флориды, потребуется часов шесть, не меньше.
— Сейчас мне хочется быть в толпе, Уокер. — Ее голос стал мягким и мечтательным. — Среди веселых людей на пляжах… в барах… на дорожке чудес…
Тайс сердито глянул на нее и тверже сжал руль. Погоня не обеспокоила ее так, как он надеялся. Она все еще хотела быть в толпе, а заставить ее поселиться в домике в горах он не мог. Надежда побыть с ней наедине таяла с каждой секундой.
Может быть, это и к лучшему, неохотно признал он. В теперешнем состоянии ума и тела он представлял для нее большую опасность, чем толпа.
Они ехали в напряженной тишине. День клонился к вечеру. Скоростная трасса уступила место узкой сельской дороге. Темнота сгущалась. Туманный лунный свет сменил сияние городских огней.
Клер сидела закрыв глаза и откинув голову на спинку сиденья. Хотя они были едва знакомы, его прикосновения пробудили в ней неведомые раньше ощущения. Ей хотелось, чтобы он перегнулся через сиденье и своими сильными загорелыми руками ласкал ее, пробуждая в ней чувственность.
Эта мысль появилась внезапно. А был ли он возбужден? Если да, то он этого не показал. Его лицо было совершенно непроницаемым, когда он проводил досмотр, делая не более того, о чем она просила. Может быть, ему не нравились женщины ее типа? Когда у нее с Престоном дело доходило до секса, она подозревала, что такие, как она, не очень нравились ее жениху. Для удовлетворения своих сексуальных потребностей он искал других женщин.
В газетах ее называли красавицей — преувеличение, конечно, но люди, казалось, верили этому. На самом деле они слишком многому верили. Клер знала, что не соответствует чарующему образу великолепной Валентины Ричмонд, созданному прессой.
Когда дело дошло до реальности, она почувствовала себя простой, обычной Клер…
Интересно, все ли мужчины будут думать, что ей чего-то не хватает?
— Уокер, — спросила она, когда после полуночи они прибыли в Панама-Сити, — вы женаты? — Она надеялась, что это не только объяснит его сдержанность, но и даст ей возможность еще больше уважать его.
— Нет.
— У вас есть кто-нибудь, ну, я имею в виду…
— Когда-то был.
Может быть, его сердце разбилось совсем недавно.
— Давно?
— Много лет назад. — Он грустно улыбнулся. — Мне было восемнадцать. Ее отец был против.
— И вы перестали видеться с ней?
— Я не был столь послушен. Ему пришлось поколотить меня, чтобы мне все стало ясно. Он был богачом. Я был уличным парнем. — Он искоса взглянул на нее в лунном свете. — Как вы думаете, чем все кончилось?
Его цинизм удивил ее. Тут действительно были затронуты чувства, но совсем не такого рода, как она ожидала.
— А что сделала его дочь?
Он пожал плечами. Его энергия ушла так же быстро, как появилась.
— Отшила меня. Нашла себе более подходящего друга. — После некоторого раздумья он мягко добавил: — Я ведь не аристократ, Принцесса.
Ее тело напряглось.
— Как вы меня назвали?
Он вздрогнул, будто сожалея о вылетевшем слове.
— Вы назвали меня… Принцессой? — Она смотрела на него, и ее сердце забилось от тревоги. Всю жизнь папарацци и газеты называли ее Принцессой. Он ее узнал?
— Если я оскорбил вас, прошу прощения, — сказал он. — Я имею в виду только… способ говорить. Обычное ласковое обращение. Вы знаете… «милая моя» или… или… «мое солнышко». — Это прозвучало сбивчиво. — Я знаю, что такие выражения не говорят просто так, но у меня плохая привычка произносить их всегда и везде, когда я разговариваю… с такой женщиной, как вы.
— Как я? — Она не смогла сдержать ледяной тон, когда спросила: — Какая же я, по-вашему?
Он выдержал паузу, затем ответил:
— Гордая. Красивая. — Он долго смотрел на дорогу, затем сказал неожиданно хриплым шепотом: — Прекрасная.
Ее сердце подпрыгнуло. Глупо было с ее стороны принять комплимент так близко к сердцу. Она практически заставила его польстить ей.