- Что, больше некуда бежать? – казалось, что Косак не размыкает губ, его голос подобно завывающему ветру, свистел в тишине коридора.
Ты попала, Кия! Вывела из себя Косака! Этот разбуженный после спячки медведь по твою душу! Косак выглядел настолько безумным, что я не сомневалась, что он разорвет меня на лоскуты, ну, или просто дыхнет так, что я превращусь в ледышку и разлечусь на льдинки об ближайщую стену. Но бежать некуда, а, значит…надо наступать! Другого шанса высказать Косаку все, что я о нем думаю, может и не представиться, у меня просто не хватит смелости. Или второй жизни. Нам нужно разорвать, связывающую нас нить, иначе мне не выбраться из замка! Я нужна ему, только пока он меня чувствует! Это пора исправить, а потому нужно разозлить Косака еще больше. Я даже представиться себе не могла эту картину, но попытаться стоило. Он должен пожелать придушить меня собственными руками!
- Косак, ты знаешь, что тирания приводит к душевным мукам?
Можно ли и как заставить чудовище испытать боль? Был у меня один вариант, но тронет ли это замороженную душу?
Его голова слегка наклонилась на бок, он нахмурил брови и приподнял уголок рта.
- Такой мольбы о пощаде я еще не слышал. Продолжай, жаждущая, - звучал его бесцветный голос.
Не понимает меня, заслонившись непробиваемой стеной, но чтобы разозлить такого по-настоящему, мало оскорблений, нужно попасть в самое сердце.
- Тебе не бывает одиноко? – громко выкрикнула я из-за спины окаменелого и задержала дыхание.
Похоже, моя стратегия была неверной, и Косак вместе того, чтобы разъяриться еще больше, начинал думать и усмехаться, постепенно оттаивая.
- Боишься умереть в одиночестве? – зло рассмеялся он. – Похоронную процессию, так и быть, я тебе устрою.
Я мгновенно увидела себя в открытом гробу, на руках у окаменелых и захотела было пойти на попятную.
- Ты скучаешь по родным? – мой голос дрогнул, я была уже не так уверенна в своей глупой идее.
- Давишь на жалость, – опустив голову, и прикрыв глаза, утвердительно произнес Косак, а затем вновь поднял взгляд и плотоядно оскалился. – Не поможет, жаждущая. В твоей душе нет больше горя и слез по умершему отцу, не обманывай ни себя, ни меня. Но если хочешь порыдать у меня в ногах, то продолжай!
Я вздрогнула, поняв, что он видел в моих воспоминаниях гораздо больше, чем я ожидала. Сердце сжалось, от осознания того, насколько интимными они были, личными, сокровенными. Я сжала зубы от досады и вышла из-за спины окаменелого.
- А как же ты, Косак? Где твои слезы о потерянном сыне?- его губы разомкнулись со звоном битого льда, а глаза вспыхнули. Окаменелый судорожно втянул воздух и схватился за грудь, пошатнувшись, словно его ударили.
- Неужели твое сердце не рыдает по нему? – мои слова звучали отрывисто, вырывались со свистом, но я уже не могла остановиться, я должна была пробиться к нему любой ценой. А еще меня душила жалость. Я спрашивала искренне, на самом деле желая знать ответ на свой вопрос, но понимая, что он не даст его мне. Он в какой-то степени «мертв».
На какое-то мгновение, мне показалось, что его лицо перекосилось, взгляд стал тяжелым, он сжал зубы.
- Я видела его, - сделала шаг вперед и увидела ледяных змей, что заскользили по рукам Косака. – Его маленькие ручки, которые он тянет к тебе, - повышая тон, двигалась я ему навстречу, видя, как рептилии открывают пасти, показывая клыки, шипят. Казалось, Косак медленно оседает, его колени подкашивались, глаза странно метались, а руки мелко тряслись. Он жадно глотал воздух, как утопающий.
- Он смеется, когда катиться со снежной горы, улыбается, - лед под нашими ногами начал стремительно трескаться, а от порыва внезапного январского ветра мои волосы взлетели вверх.
На смену его растерянности и неосознанной боли пришла ярость. Та самая, которую я ждала и боялась. Всепоглощающая, слепая ярость!
- Закрой рот, - прошипел он, поддаваясь вперед всем телом, сжимая кулаки. За его спиной я видела вихрь из ледяных осколков, который разрастался, как и змеи на руках Косака, что становились все больше и сверками такими же злобными изумрудными глазами, ожидая момента, когда можно вцепиться в мое горло, погрузив глубоко свои острые клыки.