Анеле в пестрядных отцовских штанах, заправленных в валенки, в тулупе — неуклюжая, большая, раздутая, как пузырь.
Мужчины не теряют времени — сбрасывают на снег доски, жерди, отвязывают цепи и направляются к бревнам, примериваются.
— Хорошо бы три куба взять, — прикидывает Андрюс. — Сколько в этом бревне будет?
Кряуна прищуривает глаз.
— Полтора не меньше.
— Не меньше, говоришь?
— Не меньше.
— Еще бы одно такое в пару.
Бредут по сугробам от пня до пня, перелезают через бревна. Наконец выпрягают лошадей, подгоняют к бревну, обвязывают комель цепями, зацепляют вальки и тащат с вырубки — если подкатишь на санях, и не думай с грузом выбраться.
Трещат жерди, смолистое, тяжелое бревно ложится на катки. Потом выкатывают второе.
— Дай мне, — Андрюс отнимает у Анеле жердь.
— А я? Думаешь, не могу?
— Давай, давай. Не бабье это дело!
У Анеле щеки горят, на ней столько всего понадето, что она потеет, как в парильне.
— Хорошо, кто одну лошадь записал. В половину повинностей, — говорит Андрюс и бросает взгляд на Кряуну.
— Откуда знаешь? — выдает себя тот.
— Одна лошадь — это тебе не две.
— Откуда знаешь, говорю?
— Вижу.
— Так-таки и видно? — ухмыляется до ушей Кряуна и тихонько, с хитрецой хихикает.
— Видно. Может, и не каждому, а мне видать.
— Надо ловчить, Андрюс. Не словчишь — жизни тебе не будет, мигом отдашь концы. Сам не отдашь, так другие помогут. А когда вот эдак… и так и сяк… ушки на макушке, и живешь.
— И корова одна?
— Коровы две, побойся бога. Корову не скроешь. Корова — она и есть корова. Мычит. Когда шли с переписью, одну было отделил, под соломой спрятал. Услышала людей, как заревет! Те сразу на гумно. Корова — она корова, а лошадь умница. Разумная животина.
Андрюса зло берет — какого черта он зевал, мог ведь тоже одну лошадь утаить! Думал, не обложат налогами, повинностями да поставками. Новосел все-таки!.. Не посмотрели, что новосел. Сидишь на месте кулака, имеешь все, что полагается, вот и давай государству, сыпь за милую душу. Две лошади, две коровы, свиньи… сколько мороки-то! Была б на бумаге одна лошадь, и на-кось выкуси, холеры… Кряуна хитер, его вокруг пальца не обведешь.
— Смотри не сболтни кому, — предупреждает Кряуна.
— Еще чего.
— Сам знаешь, обмолвишься ненароком, а мне — каюк. Еще лошадь заберут, а что ты думаешь! Раз не записана, скажут, отдавай.
Сани Андрюса загружены, бревна лежат на перекладинах, привязанные цепями, и Анеле вдруг вызывается:
— Помогу тебе на дорогу выехать, вот что!
— Да я сам… — невнятно бормочет Андрюс — надо же, чтоб помогли!
— Один не выберешься! Не бойся, Анеле умеет, — подхватывает Кряуна.
Андрюс собирает со снега несъеденный клевер, запихивает его в мешок, мешок закидывает на бревна и берет вожжи. Анеле сидит возле жердей, ухватившись за натянутую как струна веревку.
— Поше-ол! — щелкает он кнутом. — За пенек не задень! — говорит, обернувшись, Анеле.
— Ты за своим концом смотри!
— Увидишь! — смеется Андрюс; Анеле — молодчина, к какой работе ни приставишь, сладит.
Андрюс дергает вожжи, объезжает пенек и оглядывается через плечо на Анеле. Та всем телом наваливается на жерди, волок уходит в сторону, и бревна аккуратно проходят мимо пенька.
— Чего один приехал?
— Это я-то?
— Может, я?
— А с кем прикажешь ехать?
Фыркнув, Анеле снова налегает на жерди.
— Одному нехорошо.
— Сам знаю.
— Так чего один приехал?
— Черта с два кого наймешь!
— Зачем черта? Можешь и не черта. На черте далеко не ускачешь, лучше не связывайся.
— Хитра!
Андрюс бьет кнутом лошадей, свисающие ветки ели больно хлещут по лицу, полоз едва не задевает за кривую березку.
— Холера! — вполголоса ругается Андрюс, и его заливает жар: чуть лишней мороки не устроил, да и перед Анеле опростоволосился бы.
Выезжает на дорогу, аккуратно ставит сани. Анеле сползает наземь и стоит, сняв варежку, отковыривая ногтями кору с бревна.
— Папаша ждет, — напоминает Андрюс.
— Подождет.
— Время не терпит.
— Не помрет.
И все отдирает кору, не поднимая головы, трет пальцем застывшие слезинки смолы.
— Ночи такие длинные. А в чулане холодно… Как в колодце.
— Отец идет… Видишь!
— Отец, отец… Придурок!
Анеле прыгает через канаву, прямо в сугроб, кое-как вылезает из него и удаляется, косолапя как медведь.
Андрюс обходит лошадей, проверяет упряжь, оглядевшись, забирается за ель, расстегивает штаны.