-- Не можешь, -- покачал головой отец Джулио.
-- Это почему же?
-- Натура не та.
-- Бог с ней, с натурой, -- небрежно отмахнулся Винченцо. -- И тогда бедняга либо смертно нагрешит волхованием, ибо всякий чародей проклят, либо просто погибнет от бесовских шалостей. -- Он досадливо хмыкнул, -- да, исключено. Стало быть, либо колдовать начинаю я, либо я ... колдовать не начинаю, но тоже могу начать бесноваться. Либо я служу бесам, как маг, либо я служу бесам как жертва. Я правильно понял?
-- Бог одарил тебя быстрым и светлым разумом, сын мой, -- усмехнулся монах, -- чтобы понять это, иному жизни бы не хватило, ты же осмыслил ситуацию в минуты.
-- Я польщён, -- пробормотал Винченцо, думая о другом.
Не за этим ли даром, вдруг пришло ему в голову дикая мысль, охотится вся компания бесопоклонников во главе с Поланти? Во всяком случае, все они почему-то весьма серьёзно воспринимали дядю Гвидо. Они были убеждены в его колдовских умениях, неожиданно осмыслил Джустиниани. Недаром же они трижды осведомлялись, был ли он в комнате дяди в момент смерти! Об этом спросил Массерано, это уточнила Мария Леркари, об этом напрямую заговорил Нардолини. Глупцами он этих людей не назвал бы, стало быть, они видели нечто дьявольское в Гвидо. И всё же... Если отсечь единственное пугающее своей мерзостью видение в гостиной донны Гизеллы, что в остатке? Изменился ли он -- личностно или духовно? Нет. Он таков же, каким был и месяц, и год назад. Разве что эта тягота, отсутствие чувства весны, вкуса бытия, но это поселилось в нём давно, а в остальном...
Винченцо погрузился в невесёлые думы и совсем забыл о сидящем напротив него монахе.
Интересно, со стороны Гвидо, пронеслось у него в голове, такой подарок ему был просто вынужденным деянием или предсмертной местью? И почему, если покойный граф действительно был столь велик в колдовстве, почему он не убил его самого каким-нибудь заклинанием? Ведь Гвидо ненавидел его. И ещё. Он доверил ему Джованну. "Женись на ней..." Ну не для того же, чтобы оставить её вдовой? Постой... Или именно для того? Сам Гвидо не мог распорядиться капиталом и рассчитывал, что переданный ему, Винченцо, дьявольский дар убьёт его, а его смерть превратит Джованну в одну из самых богатых женщин Рима? Странно, почему же тогда дядюшка своими колдовскими трюками не добился пересмотра завещания? Или... Господи Иисусе... Или дед Гонтрано тоже был колдуном? Винченцо бросило в жар. Но... нет. Не может быть.
"Эх, Гвидо... как хотелось бы мне потолковать с тобой напоследок..."
Левая рука монаха ударила его по плечу и резко вывела из задумчивости. Отец Джулио с расширившимися от ужаса глазами смотрел в угол склепа, указывая туда дрожащей правой рукой. Джустиниани обернулся и обомлел. В нескольких дюймах от пола на воздухе стоял страшный тёмный призрак, в очертаниях которого Винченцо тотчас узнал Гвидо Джустиниани. Тусклое подобие человека было, казалось, исхлёстано терновыми ветвями и сочилось смертным гноем. Винченцо обмер. Господи Иисусе! Неужели это он мыслью вызвал тень из преисподней?
Однако обдумать это он мог и после. Джустиниани резко встал.
-- Ты слышишь меня?
Тень кивнула.
-- Ты имел дьявольский дар?
Тень снова кивнула.
-- От деда?
Тень медленно покачала головой.
-- Ты продал душу дьяволу и передал колдовской дар мне?
Последовал кивок.
-- Ты хотел, чтобы я женился на дочке Каэтани для того, чтобы она унаследовала деньги семьи?
Тень стояла, не шевелясь, а в уши Винченцо влился тихий, но отчётливый шёпот. "Нет, я не мог иначе. Не передавай дар Джованне, он убьёт её" Джустиниани подумал: "А мне ты его передал..." "Я не мог иначе, не мог... Никто из нас не властен над собой", снова услышал он. "Не отвергай данного тебе, подумай...Ты будешь всесилен, сможешь вызывать мёртвых и беседовать с Князем мира сего, говорить с ожившим Соломоном на террасах висячих садов Семирамиды, просиживать часы в Александрийской библиотеке, участвовать в Элевсинских мистериях, пировать во дворце Кира в Персеполе... Дьявол покажет тебе немыслимое, сотворит тебе на потеху рerpetuum mobile и вычертит квадратуру круга. Ты будешь развлекаться танцами ларв и эльфов, лакомиться изысканными яствами, пробовать даже нектар и амброзию богов Олимпа, будешь блудить с суккубами, завораживать взглядом красавиц... Ты сможешь двадцать лет сохранять юношескую красоту, понимать непроизнесённое, исцелять и убивать. Ты будешь неуязвим, узнаешь тайну философского камня и будешь обращать в золото не только металлы, но и куски кошачьего дерьма..."
-- Двадцать лет? А потом попасть туда, где пребываешь ты? Если этот дар столь дивен -- почему же ты не отдал его Джованне?
Тень молчала.
-- Исчезни, -- мрачно бросил Винченцо и плюхнулся на стул.
Монах оторопело следил за его свиданием с призраком. Когда тень растаяла, он обернулся к Винченцо, одновременно стирая дрожащей рукой испарину. Разговор с Джустиниани он до того не воспринимал всерьёз: Винченцо исповедовался у него, и Джулио прекрасно знал духовную мощь, смирение и сильный разум этого человека, хоть и замечал порой его ледяное и не очень-то божественное бесстрастие, однако всерьёз никогда не опасался за него, а в беседе видел шутку. Сейчас шутки кончились.
-- Откуда он взялся? -- зубы монаха стучали, хоть он и пытался успокоиться.
-- Из ада, разумеется.
-- Я не о том. Почему он пришёл? Ты позвал его?
Винченцо поднял глаза на монаха.
-- Я подумал, что недурно бы перекинуться с ним парой слов.
-- И он появился?
Винченцо резко выдохнул и взглянул на духовника с немым упрёком. "Etiam tu, mi fili, tu quoque, Brute", читалось в его унылом взгляде. Ему и самому было тошно.
-- Не добивай ты меня, Христа ради. Я же не Аэндорская волшебница.
Зубы монаха перестали стучать, но руки всё ещё тряслись.
-- Недалеко ушёл, сын мой. Раз ты ещё и некромант, Бога ради, не помышляй, пока ты здесь, об общении с Цезарем Борджа или Эццелино ди Романо, а то, упаси Бог, явятся, -- монах уже чуть пришёл в себя, снова шутил, но улыбался криво.
-- Ладно, -- Винченцо заметил под книгой очки монаха, -- вот твои окуляры. -- Он протянул их духовнику и поднялся. -- Я пойду. Молись обо мне.
-- Постой, куда ты?
-- Домой, -- Джустиниани чувствовал упадок сил и лёгкое головокружение.
-- Сын мой, законно молить Бога, чтобы он не дал нам впасть в искушение, но незаконно избегать тех искушений, которые нас посещают... -- услышал он уже на пороге крипты и снова вздохнул.
Глава 9. Высшая свобода духа
Поставь над ним нечестивого, и диавол да станет одесную его.
-- Пс. 108, 6
"Ты божественно свободен..." "Никто из нас не властен над собой..."
Винченцо шёл домой, но в глубокой задумчивости перепутал квартал, свернул не в том месте и вскоре обнаружил, что просто сбился с пути, оказавшись напротив фасада неизвестной ему крохотной церкви. Ноги его подкашивались, и он решил зайти в храм.
Внутри никого не было, ни прихожан, ни посетителей, ни сторожа. Впрочем, в храме, кроме деревянных скамеек, воровать было нечего. В правом притворе возвышалась статуя Христа, в левом был чей-то саркофаг, наверху темнели нечитаемые росписи. Винченцо, совсем обессилевший, сел на скамью, опустил голову к коленям, обхватив её руками и стараясь заткнуть уши. Ему казалось, что в ушах раздаётся не то шипение, не то странный, свистящий смех. Господи, за что? Он тяжело вздохнул и разлепил отяжелевшие веки.