- Надеюсь, вы проявили ко мне такое милосердие не только для того, чтобы перед виселицей я предстал здоровым?
- Никакого особого милосердия я не проявляла.
- Значит, вы с самого начала действительно рассчитывали на то, что меня повесят?
- Нет, сэр, отнюдь, - раздраженно отозвалась она и, взмахнув ложкой, приблизилась к нему. - Полковник...
- Позвольте, миссис Майклсон. - Он отобрал у нее ложку. - Я еще в себя не пришел от того, что на меня бросались с саблями, обстреливали артиллерией, палили из ружей, а тут еще вы - с суповой ложкой!
Она сердито ругнулась вполголоса.
- Полковник, ваша мать, наверное, пришла бы в ужас, увидев своего сыночка, опоясанного простыней, на кухне у молодой женщины!
- Моя мать, мам, была мудрой и здравомыслящей леди и наверняка отнеслась бы к этому нормально. Впрочем, она была бы вам благодарна за спасение моей жизни и, уверен, не стала бы даже спрашивать, почему я нахожусь здесь без одежды.
- Полковник, я сейчас же вышвырну вас вон! - предупредила она.
- Хотите бросить меня, голого, на съедение волкам?!
- Не забывайте, что я янки. И с этими волками из одной стаи, - Нет, тихо сказал он, - я же забываю.
Келли посмотрела на него в упор, и странная дрожь охватила все ее тело. С чего, откуда в ней этот непонятный страх, похожий на предчувствие?
- Что ж, - тихо произнесла она, отступая, - вашу военную форму уже не вернешь. Я ее сожгла. Придется вам подыскать что-нибудь. По-моему, там есть и цивильное. - Она окинула его взглядом. - Мой муж, возможно, был пониже ростом, но... - она замолчала и пожала плечами, - но брюки отца, пожалуй, вам подойдут. А в сундуке в конце коридора лежат рубашки моих братьев.
- Если я правильно понял, обедать мне будет позволено только одетым? Дэниел говорил шутливым тоном, поддразнивая ее, и не будь он нагим, манеры его вполне приличествовали бы виргннскому джентльмену, каковым он наверняка и слыл в свое время.
- Именно, - улыбнулась девушка.
Он низко поклонился:
- В таком случае я оденусь настолько прилично, насколько мне это удастся.
Дэниел удалился, волоча за собой конец простыни. Она посмотрела ему вслед и закусила губу, чтобы не разреветься.
Проклятая война! Все у нее украла. А теперь вот привела на порог дома врага, но опять-таки лишает ненависти к нему.
Досадуя, она снова повернулась к плите. Пока он отсутствовал, она накрыла на стол. Может, она малость спятила, но ей почему-то стало до смешного важно вести себя так, словно в жизни ничего не менялось и все шло своим чередом.
Разумеется, все было не так. Ближе к вечеру возле дома снова появилась специальная команда, собиравшая убитых.
Сержант, которому она, нервничая, предложила ковш воды, был бледен как бумага. Он рассказал ей о том, как мятежники окопались во рву и долго удерживали позицию, но в конце концов нью-йоркский отряд прорвал их оборону и перестрелял всех до одного.
Лощина теперь стала называться Кровавой аллеей.
Потери в одном этом бою составили пятьдесят тысяч человек. За один только день крови здесь пролилось больше, чем в любом другом сражении этой войны.
Нет, не может все идти своим чередом. Пока тела убитых валяются по полям, где урожай кукурузы срезан пулями под корень, а земля пропиталась кровью солдат двух великих армий, все вокруг ужасно.
Нормальная жизнь - как бы не так! Из двадцати цыплят у нее осталось всего три. Двух коз убило, а три просто пропали.
Каким-то чудом уцелела, избежав пуль и конфискации, ее лошадь, но дойной коровы она лишилась давным-давно, как и нескольких десятков мешков пшеницы. Огород был вытоптан полностью. Да уж, "ничего не изменилось"!
Тем не менее кое-что она способна сделать, как в мирные времена. Например, как ни в чем не бывало накрыть стол словно на обычный семейный ужин. Она зажгла свечу в подсвечнике и достала английский сервиз и столовое серебро - приданое своей матери, а также скатерть и салфетки ирландского полотна. Порывшись в кладовой, извлекла на свет бутылку выдержанного вина и только было собралась разлить вино в хрустальные бокалы, как на кухне появился полковник Дэниел Камерон собственной персоной.