Дрю старался говорить спокойно, но Энн чувствовала, что его распирает от ярости. Это, однако, делало его еще привлекательнее.
— Не пытайся оправдываться, это не поможет.
Энн выдавила подобие вежливой улыбки.
— Я никак не возьму в толк, о чем речь. Ты врываешься, как ураган, с какими-то странными угрозами, обвинениями…
— Прекрати, — грубо оборвал он.
Энн до боли прикусила губу. А Дрю вызывающе глядел на нее, и этот взгляд будил в ее душе непонятное волнение. Сияние его глаз, запомнившееся Энн с детства, не утратило своей чувственной и загадочной яркости.
Она потупилась и принялась теребить нитку, попавшуюся под руку. Если что-то оказывалось Дрю не по душе, от его мягких манер не оставалось и следа. Очевидно, на этот раз чем-то провинилась она. По крайней мере, он так считал. Энн вспомнила, как Дрю с Питером выясняли отношения. Дрю мог держаться в рамках не более минуты, потом срывался и впадал в ярость.
Несмотря на это, Энн не смогла побороть греховного соблазна выяснить, насколько глубоко она задела его.
— Здесь моя собственность, и я могу попросить тебя убраться.
— Тебе это ничего не даст, — самоуверенно заявил он.
Настала очередь Энн рассердиться. Кем он себя возомнил? Она хотела одернуть его, но голос от гнева не слушался.
— Я почему-то считал, что ты не такая. — Дрю презрительно фыркнул. — Но я ошибся. Ты такая же, как все бабы, каких я знал. Болтаешь всякую чушь.
— Я болтаю? — голос Энн задрожал. — Ради Бога, перестань говорить загадками.
— А как насчет всяких слухов? — насупился он.
— При чем тут я? Он усмехнулся.
— Не станешь же ты уверять меня, будто в этих стенах не склоняют мое имя на всякие лады?
Краска отлила от ее лица. Так вот в чем дело! Заметка в скандальной хронике и ее последствия дали о себе знать. И снова это коснулось ее.
— Послушай, — она пожала плечами. — Не стану отрицать, что о тебе здесь говорили, но…
— Что — но?
— Дай мне сказать, хорошо?
— Я слушаю.
— Если за пределами этого салона что-то говорится о тебе, это исходит не от меня. А за то, что болтают другие, я не отвечаю.
— А ты можешь себе представить, каково быть героем такой сплетни?
— По-моему, ты чересчур драматизируешь ситуацию. Неужели у тебя нет других забот, кроме чьих-то досужих выдумок?
Он отвел глаза.
— Выдумки бывают разные.
Энн была готова с ним согласиться. Когда сексуальные возможности мужчины подвергаются сомнению, ему легко выйти из себя. Тем не менее, она не собиралась выслушивать обвинения, которые скорей следовало бы адресовать праздным болтушкам, посещавшим ее салон. Она ведь их одернула. Впрочем, сделать это можно было и решительней.
— Ну, а каков твой вклад в эти задушевные беседы?
Энн смущенно заморгала.
— Что-что?
— Ты слышала, что я спросил.
Он нарочно ее провоцировал, это было ясно. Но она не станет потакать его самолюбию. Конечно, он потерял отца, и ему приходится нелегко. Но это еще не повод выплескивать на нее свои переживания.
Она отвернулась и подошла к окну. Стоя рядом с ним, она не могла сосредоточиться. Лучи заходящего солнца струились сквозь стекло и ложились на ковер причудливым узором.
Наконец, Энн обернулась к нему и с приторной сладостью в голосе произнесла:
— Хорошо, если я заставила тебя переживать, то извини, пожалуйста.
И вдруг, устыдившись этой комедии, она всхлипнула и закрыла лицо руками. Она не сразу сообразила, что, подняв руки, сильно натянула на груди тонкую ткань блузки.
Глубокий вздох Дрю послужил ей сигналом о том, что с ним происходит. Его взгляд, недавно сверливший ее лицо, теперь обратился на ее грудь, представшую так выпукло и явно.
Атмосфера в комнате накалилась. Пытаясь разрядить ее, Энн заговорила:
— По-моему…
— Докажи! — голос его звучал резко.
— Я тебя не поняла.
— Докажи!
— Как? — спросила она, невольно краснея. Дрю колебался всего одно мгновение.
— Пригласи меня на ужин.
Что он задумал? Еще одну бестолковую игру? Или это вызов? Наверное, и то, и другое. Но зачем? Ведь он получил то, за чем приходил, — извинение.
— Скажем, завтра вечером? — он вопросительно взглянул на нее. — Часов в восемь?
Энн вдруг охватило чувство, которое она пережила лишь однажды — в детстве, скатываясь с «русских горок». Внутри все оборвалось, дыхание перехватило. Сексуальные намеки не были ей в диковинку. Уж их-то она наслушалась с избытком. Но это никогда не пробуждало в ней таких чувств, которые возникли сейчас от одного только взгляда Дрю. Казалось, одежда ее стала прозрачной, и Дрю в упор разглядывал ее наготу.