— Пап, я знаю. Честно, мне жаль, — я пытаюсь продолжить, но он прерывает меня:
— Сынок, ты живешь в городе по соседству, и это меньше двадцати минут езды от нас. Ты проделал отличную работу, встав на ноги и обретя независимость. Я не могу винить тебя в том, что ты стал самостоятельным. Я растил тебя мужчиной, и именно это должен делать настоящий мужчина. — Папа протягивает руку и крепко сжимает мое плечо, и внезапно я чувствую, что отцовское прикосновение меня расслабляет.
— Но при всем этом ты не должен забывать о маме и сестре, и насколько ты важен для всей семьи. Ты довольно шустро сбежал, но не слишком далеко. Признавайся, почему ты избегаешь родного дома, и не смей отрицать, что это не так. Мы все понимаем, что что-то изменилось. Ты хорошо зарабатываешь на жизнь своим делом, и сейчас самое время обсудить твое будущее, и как оно будет сказываться на нас.
Я отворачиваюсь и смотрю на послеполуденное солнце, позволяя лучам слегка ослепить меня. Я хочу, чтобы свет расфокусировал мое зрение, чтобы мне не пришлось видеть папиного лица. Если бы он мог читать мои мысли и желания, его разочарование было бы слишком велико. Я пару раз начинаю говорить, но останавливаюсь. Если я открою, что у меня на сердце, это лишь на мгновение облегчит мою вину. Это ничего не изменит и только все испортит, так что нет никакого долбаного смысла делиться этим.
— Пап,— говорю, вздохнув. Я не знаю, что сказать дальше, и пытаюсь выдумать причину, по которой избегаю своей семьи.
— Джаспер, мы обсуждали с Кэрол, что́ могло бы быть наилучшим для тебя и... — Его слова были заглушены звуком подъезжающего грузовика. Обернувшись, мы видим, что это Джон Бишоп. И он выглядит разъяренным.
— Вот дерьмо. Немного времени понадобилось, — пробормотал я, спрыгивая с трактора.
— Что такого ты натворил? — интересуется отец, пока мы направляемся в сторону грузовика.
— Да ничего особенно. Разбил морду его сынуле.
— Ты сломал ему нос! — выплевывает вместо приветствия мистер Бишоп, и отец шагает вперед, прикрывая меня собой.
— Вашему мальцу не следует лапать мою сестру, — отрезаю я, скрещивая руки на груди.— И мне ни разу не жаль, что я сломал ему нос. Жаль, что Либби не научилась объяснять людям, что ее нельзя трогать.
Мой отец переводит взгляд с одного на другого: решительный я и пожилой человек с раскрасневшимся лицом и путающимися словами.
— Он не начинал… она сама. Они же встречаются, — выдает, наконец, мистер Бишоп, и во мне вспыхивает ярость.
Либби ни о чем подобном не упоминала, да и когда ей было делать это, я не дал ей ни единого шанса. Был слишком занят тем, что сам лапал ее и запугивал до полусмерти. Боже, ну я и придурок. Я открываю рот, чтоб извиниться, но отец опережает меня:
— Это не так, Джон. И я был бы благодарен, если ты сообщишь об этом своему сыну. Ничего личного, но моя дочь ясно дала понять, что в данный момент она ни с кем не встречается.
Меня накрыло просто до смешного огромное облегчение. Хотелось упасть на колени и смеяться одновременно, но я сдержался. Я остался стоять, позволяя информации впитаться в меня, подтверждая, что я поступил правильно. Ну, по крайней мере, до этого я думал, что поступил правильно.
Мистер Бишоп посмотрел на нас и понял, что сегодня не его день. Он шагнул назад и одарил меня тяжелым взглядом.
— Если мой сын решит свести с тобой счеты, я не отвечаю за это. Советую тебе не расслабляться.
— Можешь передать ему, когда он перестанет жевать сопли на плече у папочки, то может прийти ко мне. Я надеру ему зад и отправлю обратно домой.
На лице мистера Бишопа отражаются все пятьдесят оттенков красного, после чего он разворачивается и топает к своему грузовику. Мой отец смотрит на меня с намеком, что не стоило тыкать палкой в медведя, но я лишь пожимаю плечами.
— Он действительно трогал Либби? — отец задает вопрос, и я вижу, как его кулаки сжимаются.
Он всегда защищал ее, так же, как и я, и мне это в нем нравится. Мой отец всегда называл Либби своей дочкой. Он мог бы просто называть приемной дочерью, но он любит ее, как родную. И я знаю, что это много значит для нее.
Я выдыхаю и честно отвечаю:
— Возможно, все было не настолько плохо, чтобы за это разбивать нос, но поверь мне, Бишоп из тех парней, что никогда не останавливаются на малом.
— Судя по всему, ты его прижал. — В его голосе слышится вопрос, и на миг кажется, что отец странно на меня смотрит, но затем все исчезает.
— Я рад, что ты позаботился о ней.
Он хлопает меня по плечу и идет назад к трактору. Все разговоры о моем долгом отсутствии забываются, и мы трудимся над старым «конем». Чувствую, что осталась некая недосказанность, но отец отложил это на следующий раз.
Я одновременно признателен и страшусь, потому что чувствую: отец видит вещи, которые я так тщательно пытаюсь скрыть.
Глава 5
Либби
Вернув крышку обратно на кастрюльку, в которой тихонько кипит соус, я шагаю к духовке, чтобы проверить вишневый пирог. Ароматы еды, которую мы с мамой старательно готовим весь день, наполняют дом, и пахнет просто потрясающе.
— Наверное, стоит сразу делать еще один, раз уж Джаспер здесь. Он в одиночку слопает весь пирог целиком. — Мама нарезает лук для салата и даже не поднимает головы, говоря это.
У меня была такая мысль. Я знаю, что он любит вишневый пирог, и именно поэтому пеку его сегодня. С улыбкой вспоминаю, как терпеливо Джаспер выступал дегустатором всех моих новых блюд. Часами сидел за столом на кухне, пока я готовила. А когда я была младше, помогал с делами, которые считал опасными для меня: например, достать горячее из духовки или нарезать что-либо острым ножом.
Джаспер словно оберегал меня. Я скучаю по тем дням. Все так сильно изменилось. Он больше не живет здесь, и все теперь иначе. Я в состоянии порезать яблоко на дольки самостоятельно, и не имеет значения, хочу ли я помощи, как раньше. У Джаспера есть чем заняться теперь, и я больше не являюсь частью его жизни.
— Может и так, но мы приготовили огромную кастрюлю мясных фрикаделек в соусе, плюс я напекла гору печенья. Я не вполне уверена, доберемся ли мы до пирога. — Я вытираю руки о фартук и замечаю, насколько он испачкался. Стаскиваю его и достаю чистый из нижнего ящика кухонного шкафа. Я меняю фартуки по несколько раз, пока готовлю. Выглядит странно, но мне нравятся многие из них, и я стараюсь носить их по очереди.
— Женщины в городе спрашивают, не продаешь ли ты свои фартуки. — Мама начинает натирать сыр для салата.
Я приношу несколько мисок и ставлю их рядом с ней.
— Если честно, я думала об этом. Николь хороша в веб-дизайне, и могла бы помочь оформить веб-сайт для меня, если понадобится. — Мне эта идея нравится больше, чем постоянно заниматься выпечкой. Я люблю печь, но это отнимает чертову кучу времени и постоянно загоняет во временные рамки. А вот фартучки можно шить, когда удобно.
— Ты бы именно этим хотела заниматься?
Я пожимаю плечами. Я в неопределенности, и не знаю, с чем это связано.
— Мне нравится шить фартуки. Я еще не думала о шитье на продажу, но, возможно, это будет хорошим вариантом, поскольку я планирую начать посещать курсы в колледже этой осенью, и гибкий график мне на руку.
Чувствую, что мама смотрит на меня, но не поднимаю взгляд. Один из материнских трюков: смотришь на ребенка, и он ощущает твой взгляд.
— Что-то ты не выглядишь особо счастливой, говоря о колледже.
Я продолжаю изображать занятость, избегая ее взгляда.
— Если честно, то особого восторга не испытываю. Просто вроде как обязана сделать это, — признаюсь я.
С учебой у меня всегда все было в порядке, и выпускалась я с отличием.
Но это еще ни о чем не говорит, ведь наша школа была маленькой. Хотя я и была успешной в классе, школа никогда не была моим любимым местом. Я шла туда и выполняла заданное, но к концу дня становилось настолько скучно, что не хотелось возвращаться обратно.