Право, я не знаю, хорошо ли это или плохо. С одной стороны, безусловно хорошо. Такая черта, как целеустремленность, всегда привлекательна. С другой стороны, разве счастье — это только достижение цели? Иногда я думаю: не связаны ли именно с этой целеустремленностью отдельные черты характера молодых людей, вызывающие тревогу?
Прошло уже две недели со времени моего разговора с девятым «А». Я могу теперь спокойно отнестись к нему. И вот я думаю, что, может быть, отношение ребят к Якову Андреевичу, к его жизни как-то связано с их пониманием счастья. В самом деле, если главное — достижение цели, то, собственно, какая цель в жизни Якова Андреевича? Чего он достиг? Был токарем и остался токарем... Им, вероятно, легче понять иной вариант его жизненного пути: был токарем, окончил техникум (или лучше — вуз), стал техником (а лучше — инженером), вырос до начальника цеха (а еще лучше — директора завода).
Собственно, я не имею права винить их за это: они дети своего времени, своей эпохи. Разве для нашего времени, действительно, не более законен, не более типичен именно такой жизненный путь? Был рабочим — стал инженером, был рядовым инженером — стал начальником цеха, директором завода, начальником управления, директором фирмы, министром.
Был и стал — вот их критерий. И чем больше дистанция между исходным и конечным, тем славнее жизненный путь.
Наверное, такова тенденция современного развития. Спорить против этого даже неудобно. Более того, этим надо восхищаться, гордиться. Но мне все-таки кажется, что тут есть какое-то противоречие. Тут что-то не так! Тут явно есть что-то обидное, несправедливое, пожалуй, даже оскорбительное. Ведь этак выходит, что Яков Андреевич да и тысячи таких, как он, токарей, фрезеровщиков, ткачих, шоферов, сталеваров, продавцов, нянечек, сапожников, парикмахеров, машинисток, тридцать—сорок—пятьдесят лет честно и преданно отработавших, всю жизнь топтались на месте? Ничего не достигли? Не были счастливы?
Для меня уже давно не тайна, что девочки не любят Ирину. Она им не нравится. Они ее не уважают. Многих она просто возмущает. Есть и такие, которые ее решительно осуждают.
Бедная Ирина!..
По-моему, это началось в походе. Кто-то заметил что Ирина тайком вытащила из палатки Илюшины майки, трусики, носки, на дневке постирала их, починила, пришила пуговицы, заштопала.
Девочки брезгливо морщились:
— Фи, какая гадость стирать мальчишечьи заношенные носки!.. И вообще!
Это «вообще» означало осуждение стирки и штопки в целом, как чего-то унизительного, недостойного, даже непозволительного. Сколько я мог наблюдать, у каждой девочки был... как бы это сказать лучше: кавалер — старомодно, избранник — напыщенно, — словом, мальчишка, которого она выделила, с кем дружила. И, следовательно, не сама по себе любовь или симпатия Ирины к Илюше их возмущала, но вот то, что она проявлялась так открыто, так откровенно и в такой прозаической форме, словно оскорбляла их девичье достоинство.
Что делать учителю в такой ситуации?
Удивительно, как подумаешь, получается: учитель может говорить с учениками о чем угодно — о возможности жизни на других планетах, о роли науки в жизни общества, о будущем кибернетики, о поэзии, музыке, литературе, джазе, танцах, — но только не о любви. То есть вообще-то можно и о любви, но, так сказать, в общем виде, вроде «Нет солнца краше в жизни, чем любовь»... А вот женитьба, замужество, семейная жизнь, материнство, отцовство, личное счастье — это, ну, не то что запретная область, не то что на нее наложено табу, но область, которой, как правило, в школе не принято касаться. Не полагается: «не школьная тема»...
Впрочем, осмелься я нарушить это табу, что я скажу?
Педагогично ли, например, будет, если я обругаю Илюшу? Не могу я спокойно смотреть, как снисходительно принимает он заботы Ирины, как великодушно разрешает ей ухаживать за собой. Глупый, самовлюбленный красавчик, рано избалованный вниманием девочек! Как объяснить ему красоту Ирининой самоотверженности? Ведь он еще ничего не понимает в истинной любви. Да и поймет ли когда-нибудь, если уже сейчас принимает заботу Ирины как должное? Не могу же я его научить любви! Да и можно ли вообще учить этому?
А девчонки? Откуда у них эта брезгливость? Ах, стирать заношенные носки! Не знают они, что ли, что в будущей жизни им не миновать стирки? И не только стирки, но и варки пищи, мытья полов и многого-многого другого, что пока еще неизбежно в нашем быту? Но, пожалуй, я сказал бы им не об этом. Или об этом, но прежде еще о другом. О том, что они до удивления нечутки: как они — девочки, девушки — не поняли, почему Ирина стирает Илюшины носки? Как они не почувствовали, что для нее в этом нет ничего зазорного, потому что она любит (допустим это слово) Илюшу? А когда любишь человека, то заботиться о нем приятно и даже стирка его носков не вызывает брезгливости.