Не прошло и минуты, как они обнажились друг перед другом. Не впервые, но с той страстью, что только возрастает при близости всякий раз. Первая неловкость, стеснение, боязнь вызвать обратные сексуальному пылу чувства давно покинули их, распахивая перед возлюбленными границы наслаждения. Эти двое давно уже не незнакомцы, что позволяет взаимному влечению быть чувством взрослым, полноценным, безмерным.
Элиас внес Агату в воду на руках, и, сев на каменный выступ рядом с источником, продолжил опьяняющие страстью ухаживания. Пальцы Элиаса распаляли вожделение жены, по-хозяйски оглаживая каждую складочку ее лона, растирая, дразня. Агата слегка покусывала свои губы и издавала соблазнительные стоны. Ее веки томно опускались и поднимались, а тело красиво извивалось, что доставляло супругу несравнимое ни с чем удовольствие. Агата выгибалась в спине и разводила бедра в стороны широко, приглашая мужа войти в нее, но чем больше он испытывал ее терпение, тем смелее, развратнее становились ее просьбы.
Дарем был возбужден до предела, как тогда, в замке Повелителя облаков, когда Агата пришла к нему и умоляла о близости. Элиас вновь был ею одержим, с той только разницей, что теперь эта удивительная женщина действительно принадлежит ему, а он — ей. Наконец-то. С этими мыслями он ворвался в нежный бутон и, издавая протяжный стон в своей безумной страсти, жадно обхватил руками прекрасное божество.
Агата поддавалась каждому его движению, принимала в себя его всего, а после так ревностно обнимала внутри, наслаждаясь им до самой последней капли его семени. Учащенно дыша, бессознательными пальцами лаская его лицо, она улыбалась. Агата хотела, чтобы Элиас знал — он единственный хозяин ее счастья, и только он один смог сделать так, чтобы этот огромный и чужой мир стал не просто ее тяжким бременем, выпивающим жизненные силы, а таким местом, в котором сбываются все ее мечты…
Живительные силы источника не давали утомиться от любовной близости, подпитывая разгоряченные тела, побуждая к новым высотам страсти и наслаждения. А после, когда достигали насыщения, император и императрица, сплетенные объятиями, отдыхали на ложе из цветов и шелков, под шифоновыми полотнами и газовыми лентами.
Агата устало сомкнула глаза, прислушиваясь к размеренному сердцебиению Элиаса. Его тепло давало ощущение безопасности и заботы, позволяло забыть обо всем мирском в эти недолгие часы их уединения. Агата сама не заметила, как погрузилась в сладкую дрему, дымка которой моментально растаяла и сменилась тянущей за душу тревогой.
Она стояла посреди пустого тронного зала, а вокруг клубился пурпурный туман. Одно за другим знакомое лицо пропадало в этом мареве, отчего в сердце только нарастало беспокойство, вскоре и вовсе превратившееся в панику. Как? Что произошло? Ведь только что все было хорошо. Они с Элиасом наслаждались друг другом, а теперь откуда все это?!
Агата кидалась из стороны в сторону, пытаясь дотянуться и остановить исчезновение в тумане своих близких. Адель, Иевос, Рин, Камилла, Уилард, Таррин, Берта… Элиас! Агата хотела кричать, но не могла произвести и звука. Хватаясь руками за горло, она срывала связки, в которых не было никакой силы. Марево густело и теперь уже поглощало ее саму. Агата хотела понять источник этого магического тумана, чтобы устранить его причину. Она даже готова была применить всю свою разрушающую магию, лишь бы вернуть все на свои места. Вот только внезапно ее руки безвольно опустились, а из груди вырвался протяжный стон, когда Агата наконец поняла, что источником этого пурпурного тумана является она сама. Не успела императрица освободиться от оков звериного страха, как непроглядной крепостью в одночасье он окутал пространство вокруг нее, запуская свои когти все глубже под кожу, все болезненнее к сердцу.
Ничто теперь не могло встать на пути всепоглощающего марева, ничто не могло защитить. Последняя надежда на сферу Иевоса была разрушена, когда хрустальное вместилище со спасительной резервной энергией покрылось сетью трещин. Ярко-синяя консистенция просочилась в разломы и стала вытекать. Агата схватила в ладонь магический сосуд, но энергия продолжала струиться сквозь пальцы, превращаясь в багряные пятна крови на ее платье.