* * *
Вскоре из Форстрега и Южного замка пришли письма, в которых каждому из герцогов были направлены приглашения на день рождения императора. С этим событием Элиас и Агата связывали самые большие свои надежды и самые тяжкие опасения. Все решится совсем скоро. Чуть больше месяца, и эти двое предъявят свои права на престол Империи с безоговорочным низложением действующего правителя.
Разумеется, тиран не отдаст так просто венец всевластия, и было бы глупо предполагать, что он, самый подлый и безумный из всех власть имущих, не озадачится собственным планом по устранению соперника. Только потому что они никогда не враждовали открыто, еще не значило, что император будет спокойно почивать на лаврах, рассчитывая на подобное положение дел и дальше. Да, он был всевластен, но уж точно не глуп, и не позволил бы себе сто успешных шагов ради одного неверного, а потому попытки предугадать эти шаги неустанно занимали мысли затеявших переворот Севера и Юга.
Тяжелую и кропотливую работу по определению возможного развития событий, и последующей за этим координацией действий, притом в непреодолимо сжатые сроки, требовали чрезмерно много сил. Подбадривали только хорошие новости, приходящие из дальних предместий Арциса о том, что таяние снегов форсировано, и происходит постепенное повышение температуры воздуха.
В большом мире заканчивался сентябрь, но могла ли, почуяв сладкое дыхание, подчиняться внешним законам времени земля, несправедливо лишившаяся двадцати весенних возрождений к жизни после всегда болезненных зимних смертей? Не было возрождений, на два десятка лет проклятьем нависла одна сплошная погибель. Медленная, мучительная, обезображивающая. Это бессильное оцепенение в тесном ледяном гробу как летаргический сон, очнуться от коего с каждым днем все меньше надежд, да и стремлений. Пребывая в неволе, первым умирает не тело — дух гибнет гораздо раньше.
С момента ритуала пробуждения прошло чуть больше недели, когда вопреки календарной осени воздух Ариенны пропитало по-настоящему весеннее тепло. Легкий игривый ветерок ласкал кожу, нашептывая слуху свои сладкие песни. Корявые ветви диких слив нарядились в девичье-розовые одежды. Крупные одиночные цветы так контрастно смотрелись на окостенелых и морщинистых ветвях, еще лишенных листвы, отчего могло показаться, будто давно погибшие деревья вдруг были призваны в этот мир божественным живительным дыханием.
Птичья трель впервые прозвучала в этой местности с тех пор, как Ариенну поборол вечный ледяной сон. Долгожданно ареал обитания самых разнообразных крылатых жителей дендрария в Арцисе расширился. Пернатые с удовольствием расправляли свои крылья и перелетали все дальше вглубь Ариенны, расширяя радиус своего пребывания по мере того, как отступала вечная мерзлота. Теперь цветущие сливовые сады, что несколько севернее границ Арциса, стали для них новым перевалочным пунктом, который вскоре откроет и другие привлекательные для обитания места.
Кое-где еще лежал снег, но земля постепенно пробуждалась, источая теплый прелый запах, который так органично перемешивался с ароматом молодой травы. Весна пришла в Ариенну, не спросившись, и неминуемо должна будет смениться зимой вновь, но этот факт сейчас никого из местных не огорчал. В конце концов, что такое три месяца холодов против двадцати лет того ледяного безумия, которое получила Ариенна в наказание за пролитые реки крови? Теперь, когда перемены будут происходить согласно законам природы, а не каким-либо магическим аномалиям, наконец-то все встанет на круги своя.
Агата шла между деревьями и куталась в меха. Нет, весенний воздух не морозил, напротив, он пьянил и внушал слишком много смелости, неоправданно много смелости, под воздействием которой воображение так и рисовало великие победы. Вот только воображение — это еще не залог успеха, когда б впереди каждый шаг — неопределенность. Если бы можно было просто остаться здесь, в этом прекрасном месте, отгородившись от всего мирского и лживого. Вот если бы забыть о долге, о клятвах, о гордых речах предназначения и просто прожить тихую жизнь в любви, как было бы чудесно. Чудесно ровно так же, как и неосуществимо…
Элиас молчаливо ступал рядом. Похоже, в силу рыцарской отваги и жажды справедливости, его одолевали совсем иные мысли. Оседая в сердце свинцовой тяжестью, его скорее терзало это безмолвное ожидание, а не страх оказаться в кровопролитном, непримиримом бою. Напротив, доблестный воин Элиас Дарем давно бы ринулся в битву с неправедностью, но теперь, когда он являлся еще и мужем, и правителем, то уже не мог действовать так по-ребячески безрассудно в особенности с врагом, который столько лет практиковал коварство.