Герцогиня снова подошла ближе и все-таки коснулась напряженной скулы Дарема. Ее рука скользнула к могучей шее и осталась там, тогда как вторая принялась расстегивать пуговицы его рубашки. Герцог снова взбунтовался в попытке сорвать цепи. Казалось, вот-вот лопнет кожа на его бугрящихся мышцами плечах и груди. Набухшие вены хаотично исполосовали поверхность рук, напитывая силой воина. Однако каким бы непобедимым ни был этот мужчина, он никак не смог бы совладать с цепями, предназначенными для дракона.
Дождавшись, когда волна негодования сменится усталостью от длительного напряжения, Агата с коварством улыбнулась пленнику и неторопливо коснулась губами мочки его уха. Ее поцелуй был похож на издевку, особенно когда герцогиня обхватила зубами его серебряную серьгу в виде гвоздика со свисающими с него двумя тонкими пластинами. Сомкнувшись под натиском бархатных губ, они издали тихий звон, который тотчас был поглощен усмешкой Агаты.
Герцог Дарем сглотнул отравляющую его желчь и хрипло произнес:
— Какой смысл всего этого? Чего ты добиваешься?!!
Тонкие пальцы герцогини де Кано распахнули края рубашки Дарема и прошлись нежными поглаживаниями по упругим мышцам его груди. Ее ледяной взгляд бесстрашно уставился в серые глаза герцога, а потом Агата опустила веки и, касаясь губами его щеки, прошептала:
— Разве не видно?.. Я добиваюсь абсолютной власти женщины над мужчиной.
— Ты сумасшедшая…
— Ха, — усмехнулась Агата, опуская руку все ниже по его рельефному животу. — А ты тот, кто переполнен желанием обладать этой сумасшедшей…
Новый приступ ярости Дарема не испугал Агату, она лишь еще ближе прильнула к его горячему телу и издевательски погладила налившийся вожделением мужской орган.
— Прекрати… — настойчиво произнес герцог. — Чего ты хочешь в обмен на мою свободу?
Агата удивленно подняла брови, глядя на пленника, сменившего гнев на дипломатию. Она чуть не захлебнулась собственной ненавистью к этому человеку, но вновь лишь злорадно подняла уголок губ.
— Благодаря вот этому, — она дотронулась до могучих цепей, — у меня есть все, чего я хочу.
Герцогиня не обманывала. Просто Дарем не мог бы даже подумать в том направлении, в котором кроется истинность ее слов. Агата действительно имела все, что требовалось для ее спокойствия — благополучие Аделин — лишь благодаря тому, что герцог Дарем сейчас находится закован в этих кандалах.
— Как долго?! — выкрикнул он, в очередной раз бунтуя под пронимающими, возбуждающими ласками герцогини. — Как долго это продлится?!
— Шшш… — приложила палец к пересохшим губам Дарема. — Продлится столько, сколько я захочу.
Больше Агата не отвечала на выброшенные в воздух вопросы и обвинения. Она лишь терпеливо пережидала моменты яростного сопротивления, а потом продолжала с еще большей сексуальностью соблазнять.
Герцогиня целовала точеный рельеф и, чувствуя все возрастающее возбуждение раба, спускалась еще ниже. Высвобождая из тесного пространства окаменевшую от возбуждения плоть, она гладила и заигрывала. Агата посасывала навершие и скользила алыми губами по бугристому стволу, словно это была самая приятная забава в ее досуге. Ее соблазнительный рот был влажным, горячим, когда касался плоти герцога, герцога, которому только и оставалось, как впиться зубами в собственное предплечье и крепко зажмурить глаза в стараниях охладить физическое влечение к этой безумной и соблазнительной женщине.
Но как было устоять, когда она так необычайно талантлива в ублажении, и с каждым днем становилась все более искусной любовницей? Когда герцогиня де Кано была с Элиасом, не оставалось сомнений, что эта женщина буквально сгорает от страсти к своему рабу. И только глаза неизменно выражали истинную ненависть, беспрекословно доказывая обратное.
Элиас мечтал сделать себя евнухом, только бы не предавать образ любимой невесты, которой он клялся в духовном целомудрии и физической верности. Каждый день Агата приходила в его роскошную тюрьму и доводила до оргазма, лаская губами не знающую насыщения плоть, а потом испивала семя и уходила вновь прочь до следующего раза. Однако вопреки своей развратности герцогиня не позволяла касаться себя, не давала его мужскому естеству проникнуть в нее, доставить удовольствие. Уподобляясь портовым шлюхам, Агата стояла перед врагом своей семьи на коленях и доводила его до исступления самыми похабными и унизительными способами.