— Сестра, я почти не вижу тебя из-за этих непрекращающихся поездок, — жаловалась Аделин, сидя на подоконнике в кабинете Агаты. — Может, хотя бы сейчас сошлешься на болезнь и не станешь участвовать в глупых увеселениях аристократии?!
— Милая, я бы очень хотела побыть с тобой дольше, но в этот раз мне правда нужно попасть на это событие.
— Что в нем такого важного, раз способно заменить желание находиться дома вместе с родными и любящими тебя людьми?! — ребяческая обида проявлялась в каждом слове Аделин.
Дверь в кабинет отворилась, и за ней показался высокий мужчина с длинными пшеничного цвета волосами и в одеждах мага. Его голос был строг, но одновременно мягок, когда он в привычной прямой манере заявил:
— Ваша сестра может найти способ обуздать свою магию. Это важно.
— Почему он всегда так невежлив, сестра? — возмутилась Аделин, которой только что буквально запретили вредничать.
— Потому что Иевос человек конкретики, Адель, он считает, что слова — это пустая трата времени, важными для него являются лишь действия, — улыбаясь, пояснила Агата.
Пока герцогиня давала эту характеристику, маг стоял с выражением абсолютной невозмутимости на лице, будто этот разговор и вовсе его не касался. В итоге, Аделин больше не могла продолжать свои капризы в присутствии хладнокровного чародея и с надутыми губами вышла прочь.
— Твоя душа почти мертва, — все с тем же спокойствием произнес Иевос, когда за Аделин закрылась дверь.
Агата устало откинулась на спинку своего кресла и ответила словно самой себе:
— И обезображена…
Маг больше ничего не говорил, он просто положил руку на область солнечного сплетения и закрыл глаза. Слова древних заклинаний звучали в его шепоте, а потом, срываясь с губ, превращались в живительную силу. Едва заметные голубые сполохи окутали Агату, исцеляя ее душевные недуги.
— Тебе не удастся излечить то, что мертво, Иевос, — грустно констатировала она.
— Я не пытаюсь избавить тебя от воспоминаний, приведших к такому состоянию, это не подвластно даже Богам. Мне необходимо восстановить лишь целостность твоей души, чтобы ее раздробленные частицы не обрели каждая своего хозяина.
— Иными словами, ты спасаешь меня от сумасшествия? — усмехнулась Агата, будто уже миновала эту грань, грань благоразумия.
— Да, тебе не позволена такая роскошь, как помешательство рассудка, ведь ты носитель деструктивной магии. Агония усилит твою выносливость, и до того, как жизнь покинет тебя, ты вполне можешь разрушить мир по самый его фундамент.
— В твоих предостережениях я не слышу осуждения, — хмыкнула герцогиня.
— Как я могу осуждать то, что мне недоступно, моя госпожа? Дар, который хранит ваше тело, ваша душа для моего понимания слишком могущественен и сложен, кто я, чтобы осуждать — только поклоняться.
— Я не способна понять твоего мировоззрения. Мне для благоговения вполне достаточно созидательных сил, которым я могла бы доверить исцеление собственных недугов.
— Для этого у вас есть я. Не проклинайте своего дара из-за того, что нам пока так мало о нем известно…
— Кстати об этом, через несколько дней я отправляюсь на ежегодные охотничьи состязания в Северное герцогство. Тебе придется поехать со мной.
— Вам понадобится моя сила? — с услужливостью в голосе спросил маг.
— Возможно. Но, кажется, мне больше понадобятся твои знания, — задумчиво произнесла Агата и протянула магу энциклопедию по камням, которую привезла с собой из замка Повелителя облаков. — И с чего вдруг ты снова перешел на формальное обращение?
— Я практикуюсь, чтобы не поставить свою госпожу в неловкое положение перед высшим обществом империи, которое славится своей строгостью в отношении субординации.
* * *
После своего возвращения на Север Элиас был завален работой. Помимо кипы отчетов и прочей документации, отражающей положение дел в герцогстве, Дарем должен был позаботиться о проведении ежегодных состязаний и встрече императора. Сейчас это все было так не кстати, ведь с границы постоянно приходили тревожные новости. Монстры в этом году проявляли невиданную прежде агрессивность, но в последние несколько месяцев их продвижение вглубь герцогских владений стало критичным.