Довольный своей игрой, император позволил герцогам подняться с колен, но, когда те уже собирались разойтись по разным сторонам, он весело заявил:
— Ох, дорогие мои герцог и герцогиня, прошу, выполните мою прихоть. Хочу, чтобы вы сегодня провели вечер подле меня. Мы так редко видимся, а ведь все-таки одна семья.
— Как того пожелает его величество, — сглатывая желчь, холодно ответил герцог.
Агата не произнесла ни слова, но почтительно кивнула головой.
— В таком случае, порадуйте всех нас собравшихся своим танцем. Всякий ваш современник и, уверен, еще многие будущие поколения будут превозносить великолепное умение в танцах моих племянника и племянницы! Обычно я наслаждаюсь этими выгравированными движениями, когда вы составляете разные пары, почему бы вам не стать единым целым хотя бы раз: сегодня и для меня?!
Пока император злорадно хохотал новому удавшемуся плану, герцогу и герцогине ничего другого не оставалось, кроме как покориться. Они встали напротив друг друга. Элиас предложил Агате руку, и она вложила в нее свою. Музыка мелодично разлилась по всему залу, приглашая присутствующие пары пуститься вместе с ней в чарующие своей грацией па. Элиас положил ладонь на тонкую талию герцогини, а она едва коснулась его плеча, позволяя вести ее в такт музыки. Даже когда герцог был закован в цепи, она ощущала его мощную ауру, подобно жертве дрожала перед хищником, но сейчас, сейчас все было по-другому. Агата понимала, что пожелай этого герцог, он раздавит ее одним мизинцем, и никто не сможет возразить его авторитету. Она лично убедилась в его могуществе на прошедшем рыцарском турнире, а особенно когда увидела в бесстрашном противостоянии с теми монстрами в Киресе, и теперь на подсознательном уровне уже не могла так же беспечно вести себя с ним. В его руках она должна была продолжать играть роль бездушной куклы, но только теперь Агате все труднее было не показать своих чувств, какими бы абсурдными они ни были.
Агата смотрела в его серые глаза без тени вины за то, что сотворила с этим мужчиной. Она не собиралась раскаиваться в том, что совершила. Все его неудобства в любом случае ничего не значили в сравнении с тем, какую цену заплатила бы Аделин, если бы Агата не согласилась на игру императора. Даже в такой ситуации она снова не брала в расчет собственные чувства, а ведь ей пришлось пройти через еще большее унижение, чем герцогу. Та, которая до свадьбы должна была оставаться чиста и физически, и духовно, пила мужское семя по собственной воле и применяла все свои женские чары, чтобы насильно заставить мужчину возбуждаться и извергаться.
Она вспоминала. Он вспоминал. Касаясь друг друга сейчас, каждый из них не мог не вспоминать прежних прикосновений. Агата видела перед собой беспомощного зверя, загнанного в клетку, но сопротивляющегося до последнего усилия.
Следы от оков узника исчезли, будто их и не было вовсе. Агата применила чары, чтобы устранить хотя бы физические увечья герцога. Разумеется, после использования этой запретной магии она еще неделю кашляла кровью, но Агата не могла оставить на его теле следы истязаний. Герцогиня знала, что из-за этих воспоминаний он будет преследовать ее и может сотворить нечто худшее, чем даже император. Откровенно говоря, ей было плевать, что станет с ней, куда важнее сохранить благополучие Аделин. Этот несчастный ребенок не должен больше испытывать горестей в своей жизни, и долг Агаты — позаботиться об этом. Она знала, что с самого детства является лишь расходным материалом для своей семьи, не имея никакой кровной связи с императорским родом, поэтому точно не питала иллюзий относительно безоблачного будущего.
Агату с самого детства приучали к тому, что у нее никогда не будет положения и власти, какие будут дарованы Аделин благодаря происхождению. Отец не особенно считался с чувствами старшей дочери, ведь именно Аделин была тем ребенком, который дал ему все необходимое в жизни: славу, уважение, титул. Это естественно, что он любил ее больше той, которая своим появлением на свет оставила ему лишь горечь потери и ничего кроме.