После того как музыка стихла, Агата поклонилась Дарему и, чувствуя всепоглощающую ненависть вышла в сад, чтобы немного прийти в себя. Ее мысли путались, сумбурно закручиваясь в беспорядочном вихре, и это головокружение вызывало тошноту. Задохнувшись в непрекращающемся порыве кашля, Агата сплюнула в платок сгусток крови и устало оперлась на каменные перила. Очень своевременно пришел на помощь Иевос.
Элиас заметил, как маг стал применять свои силы, чуть только завидев муки хозяйки. Он буквально летел через весь зал, будто боялся опоздать, будто могло произойти что-то необратимое.
― Элиас, что ты тут замер? ― обиженно выговорила Шарлотта, пытаясь проследить за его взглядом. ― Когда ты потанцуешь со мной?!
Герцог протянул раскрытую ладонь невесте и улыбнулся ее обиженной мордашке.
Агата вернулась в замок герцога, едва вдыхая. Ее кашель становился все сильнее. Она пустила в расход всю свою магию, чтобы помочь душе справиться с безумием, на которое ее толкала ненависть. Агата часы напролет боролась с волей камня, но была значительно слабее многовековой магии. К полуночи ее воля окончательно истлела в страданиях…
Герцогиня бесшумно вошла в каминный зал замка. В очаге танцевал огонь, источая такое манящее тепло. Дарем будто бы ждал ее появления, расслабленно присев на край подоконника. Его взгляд был как всегда безучастен, но строг. Агата решительно шагала вперед и не могла отступить. Она подошла к Элиасу, который никак не препятствовал ее приближению, и выставив бледную руку вперед, схватила Дарема за горло.
Магия, призванная хозяйкой, выдохлась очень быстро, Элиас даже не успел почувствовать ощутимые изменения, как все вновь пришло в норму. По виду Агаты можно было легко предположить, что чего-то подобного она и сама ожидала. Ее тонкая и безжизненная рука продолжала сжимать пальцы на его шее, только вот само усилие, не подкрепленное магически, было крайне ничтожным, чтобы нанести хотя бы какой-то вред сильнейшему рыцарю империи.
Элиас просто схватил ее в свои крепкие объятия и прижал к себе. Агата стала отбиваться и кричала в его грудь. Когда воздух в легких закончился, она вынуждена была взять паузу на мгновение. Вдохнув сквозь его одежды, Агата пожалела, что не умерла в ту же секунду. Запах этого мужчины был ей так ненавистен, ведь он напоминал о тех неделях, которые они провели вместе в замке Повелителя облаков. Агата истошно закричала:
— Ненавижу! Я ненавижу тебя, Элиас Дарем!
Элиас только крепче прижал ее к себе и, слегка покачивая, словно увидевшего ночной кошмар ребенка, прошептал:
— Тише… тише…
Жалость герцога убивала еще больше, он словно возвысил себя над ней, такой гордый, такой надменный! Как он может успокаивать ее, когда они призваны императором люто ненавидеть друг друга?!
— Отпусти-и-и!!! Отпусти!!!
Элиас хмыкнул, удивляясь повторению сюжета, но в обратном исполнении. Уголок его губ в усталой усмешке дернулся вверх, когда он произнес:
— Нет. Как и ты, когда я просил…
Агата еще какое-то время сопротивлялась, но, в конечном счете, устала и притихла в его руках. Она пыталась собрать остатки магии, чтобы противостоять его физической силе, разжигала внутри себя костер ненависти — благодатную почву для зарождения деструктивной энергии.
— Плачь, — спасительно прошептал он. Агата подняла бездушный взгляд, в котором минуту назад было лишь осознание своей жалкости, и вопросительно посмотрела на Элиаса. Он не стал увиливать, а ответил на молчаливый диалог: — Плачь, или ненависть убьет тебя.
Агата отрицательно покачала головой, съежившись в его руках в попытках сдержать новую волну презрения. Сейчас она выглядела как человек, который убивал против своей воли, но не мог не убивать.
— Плачь… — попросил он, сломав себя и свою гордость.
В его глазах больше не было презрения и надменности, Элиас показал Агате искренность, чтобы она не боялась своей. Ощутив перемену, она сдалась. Слезы наполнили ее распахнутые зеленые глаза и пролились за их края хрустальными каплями. Дыхание Агаты сбивалось в новый приступ истерики, ее грудь тяжело поднялась, когда герцогиня наконец дала волю эмоциям.
Ее обескровленная ладонь ударила в широкую грудь Дарема, а потом еще и еще. Агата колотила герцога, крепко прижимающего ее к себе, и стонала в голос все громче. Истерика овладевала ее уставшей душой все больше, подпитываясь болезненными воспоминаниями, точно огонь сухим хворостом.