Элиас сидел на полу, сжимая в объятиях ту, которую когда-то поклялся презирать всю свою жизнь, и сам едва сдерживался. Он чувствовал, как ненависть блокирует способность мыслить и желать чего-то иного, кроме ее смерти. Сейчас она снова так уязвима, и ему ничего не стоит просто дать волю собственному гневу, ведь это так легко…
Почему же он сдерживается, когда в груди так тесно от переполняющей ярости? Как же вышло, что он обнимает ненавистную женщину и утешает, будто никого ближе нет? Он помогает Агате выплакаться, а сам проклинает каждое ее прикосновение, каждую слезу, что пропитывает его рубашку.
Нет, это не может быть лишь потому, что Берта написала это письмо. Стало бы оно реальным сдерживающим его жажду мести фактором? Увы… Как бы герцог Дарем ни уважал добрую подругу его матери и семьи, он не смог быть послушным ее слову, когда дело касается Агаты де Кано.
Продолжительная истерика закончилась лишь благодаря тому, что Агата обессилила. Ее хрупкое тело согрелось в руках Дарема, бессознательно прижавшись всем своим израненным существом к заботливым объятиям. И только временами отклики погашенной в глубине души истерики еще давали о себе знать, вызывая короткие судороги.
Элиас заботливо был рядом, а самому внутри хотелось выть от терзающей душу ненависти.
Как только он вспоминал о тех днях, проведенных в рабстве, о ее безумных ласках, подаренном удовольствии, то снова духовно метался между раем и адом. Элиас звучно выдохнул, но все еще старался свести на нет вспышку ненависти. Размеренное дыхание женщины, которая, возможно, впервые в жизни показывает свою слабость, действовало успокаивающе. Герцог прикрыл глаза и откинул голову назад, к согретой камином стене. Сколько он так просидел, не знал, но когда поднял веки, за окном уже забрезжил рассвет.
Элиас осторожно поднялся вместе с Агатой на руках. Герцогиня не проснулась от его действий, только сильнее прижалась к его груди. Элиас почувствовал опасность из-за пробуждающегося интереса от прикосновений роковой женщины всей его жизни. Отринув навязчивое желание, он вышел в коридор и через несколько минут оказался перед дверью в гостевые покои, в которых жил маг.
Не успел Дарем постучать, как дверь тут же отворилась, а за ней показался Иевос.
— Ваша светлость, — без какого-либо удивления произнес маг, — что произошло с госпожой?
Дарем кивнул головой, показывая следовать за ним, а когда они оказались в покоях Агаты, заговорил:
— Герцогиня хотела убить меня.
— Что? Исключено, — заявил в полной уверенности Иевос.
— Я говорю это не с целью обвинения. Просто ответил на вопрос.
Маг прикоснулся ко лбу Агаты и нахмурился. Иевос жестом показал герцогу, что он может положить Агату на кровать, после чего прочел какое-то заклинание и снова вернулся к разговору.
— Ваша светлость, возможно, вы мне не поверите…
— Мне не нужны причины и любые другие подробности.
— В таком случае, чего желает герцог Севера? — прищурился архимаг, не понимая, к чему ведет собеседник.
— Твоя магия способна забирать воспоминания?
— Вы хотите, чтобы я очистил ее память от того, что произошло между вами?
— Да. Твоя госпожа едва ли захочет помнить все то, что произошло этой ночью, — спокойно ответил герцог. — Во всяком случае, на пользу они ей не пойдут…
— Могу ли я увидеть эти воспоминания? — строго спросил маг, будто бы между ними уже не было колоссальной разницы в статусах.
— Что я должен сделать?
Считая действия герцога Севера подозрительными, Иевос сухо произнес:
— Всего лишь ответить: да или нет.
— Да.
— Хорошо. Я должен убедиться, что то, что Агата забудет, не является чем-то…
— Поступайте по своему разумению, — все так же холодно ответил герцог и смирил осмелевшего мага взглядом.
«Агата… В каких же они отношениях, чтобы слуга мог называть госпожу по имени, да притом с таким привычным, собой разумеющимся чувством собственности?..»
* * *
Утром Агата проснулась с тяжелым сердцем. Ночная истерика все еще жалобно скулила где-то далеко-глубоко внутри. Агата помнила, как вернулась с бала чуть живая, как пыталась потушить внутри костер ненависти к Дарему, как терзалась, даже, как сдалась… А дальше — ничего. Пустота. И сколько бы ни старалась вспомнить, ничего в конечном счете не получилось.