— А если я приму твое предложение, то он сделает это еще быстрее и вырежет всех, — безвыходность положения душила Элиаса. — Почему именно сейчас? Почему вулкан проснулся именно сейчас?
— Думаю, ты и сам можешь ответить на свой вопрос. Ариенна решила, что время пришло.
— Она решила за нас двоих… — устало потирая лицо, выдохнул Дарем. В его сердце сейчас зародилось новое беспокойство. — Почему у меня такое ощущение, что чем отчаяннее я пытаюсь выбраться из трясины бед, тем глубже в нее погружаюсь?
— Разве? — подняв брови, выразил искреннее удивление Таррин. — Мне казалось, что только теперь что-то да начало проясняться…
— Ты просил одергивать тебя, когда снова станешь говорить загадками. Сейчас тот случай, Таррин.
— У меня не было умысла водить тебя вокруг да около, владыка, — развел руками старик, явно убеждая Элиаса в том, что на самом деле было с точностью до наоборот. Таррин заглянул в глаза Дарема и спросил: — Кого ты искал в этот предрассветный час, мой повелитель?
На этот раз Элиас не мог выдержать испытующий взгляд и отвел глаза, пряча своих внутренних демонов от исповедника человеческих душ, но от ответа все же не уклонился.
— Одно видение.
— Вот как, — в задумчивости произнес старик, будто составил в мыслях некую картинку происходящего. Его новый вопрос прозвучал убедительнее любого факта: — Так значит, твоим выздоровлением мы обязаны именно этому видению?..
Дожидаясь его светлость, дети нашли себе забаву по душе. Они весело бегали босыми ногами по краю озера и собирали разноцветные камешки. Восторженные крики и заливистый смех звонко уносились озорным ветром высоко в небо. Озерная вода была удивительно теплой и сверкала на солнце мириадами драгоценных песчинок, что устилали гладкое дно наряду с ракушечником и осколками перламутра. Этот пестрый грунт казался детям, прежде видевшим только уродливую сторону жизни, диковинным миром, где живет добро и любовь. Маис и Энни плескались, резвились, наконец-то имея возможность быть простыми детьми, детьми, которым не нужно добывать себе пропитание и беспокоиться о тепле в очаге, которых защитят в случае опасности. Они наконец-то могли быть просто детьми, которым будут подарят заботу.
С горящим на щеках румянцем двойняшки подбежали к герцогу и раскрыли крошечные ладони, протягивая Элиасу свое сокровище. Сверкающие жемчужины имели продолговатую форму, слегка шероховатую, как и у любого другого речного жемчуга, но они буквально поражали своей красотой, такой естественной, такой настоящей. Покрывавший сферу перламутр был окрашен в разные оттенки: бежевый, розовый, лиловый и даже голубоватый. Смешавшиеся потоки трех братьев Вистериуса, Каэрулуса и Ауреуса одарили воды озера своими богатствами, магия которых создала это неповторимое явление.
От суетного бега дети учащенно дышали, глядя на герцога с распахнутыми глазами.
— Ваша светлость, мы хотим подарить этот жемчуг фее! — звонко перекрикивали друг друга двойняшки в надежде поучить похвалу от Дарема. — Как вам кажется, будет ли она рада?
Элиас терпеливо выдохнул и перевел взгляд на стоящего рядом священника. Потрепав Маиса по голове, он взял на руки Энни, испугавшуюся непонятной реакции герцога, и произнес:
— Таррин, прошу, не сердись на этих детей, они сделали это не с мыслью навредить, а в желании выразить свою привязанность.
— Как я могу, владыка, когда сам подсказал им эту идею? — развел руками старик и подмигнул надувшей щеки девочке. — Дети собрали его в подарок дорогому человеку. Что есть дюжина жемчужин для сиротки по сравнению с родным человеком рядом?
— Но это дары Священной реки, им не позволено покидать пределов Ариенны.
— Всегда есть исключения…
— Таррин, какие исключения? Как вышло так, что я стал чтить традиции древней империи, а ты бездумно нарушать? — удивился Элиас и посмотрел на старика с улыбкой.
— Ты владыка этой империи, Элиас Дарем, а я простой старик. Это раз. А, что важнее, так это дослушать до конца.
Элиас рассмеялся поучающему тону аббата и всем своим видом выказал почтительное ожидание. Тогда священник одобрительно кивнул и усмехнулся следом. А потом Таррин вдруг смягчился и, с какой-то родительской заботой глядя в глаза своему правителю, сказал: