Архимаг смолчал, но нахмурился, принимая свое решение. Его лицо стало каменным, не выражающим ничего, когда он отправился прочь. В дверях ее кабинета он остановился и, спустя мгновение заговорил вновь:
— Агата?
Она обернулась.
— Что ты планируешь делать со свадьбой?
— Иевос, ты сегодня странный, — произнесла Агата, удивляясь, как ловко он в очередной раз сменил тему.
— А ты слишком внимательна к моим странностям именно сегодня.
— Лучше тебе не знать, — отмахнулась она, вновь вернув себе самообладание и некую отрешенность.
Маг словно пропустил ее ответ мимо ушей и неожиданно озвучил:
— Я просто прикинул, что самый верный способ избежать нежелательного замужества — это убить жениха. В твоем случае.
Агата не удержалась от улыбки соучастника преступления, но продолжила смотреть сквозь дождевую завесу за окном.
— Мне нравится, что мы с архимагом Иевосом думаем одинаково, жаль лишь, что за подобные мысли мы оба вполне можем добиться второй Великой чистки.
Забрав с собой эту фразу, Иевос наконец исчез за дверью. Его магия беззвучно вспыхнула на кончиках пальцев и устремилась к госпоже.
* * *
Ночь пролетела в одно мгновение, но к рассвету Агата увидела странный сон. Задыхаясь от ненависти, наподобие той, которую порождал в ней камень магического кольца Одите, но только на порядок сильнее, она брела по коридору. Ее ноги подкашивались от противоречивости внутреннего голоса, что в один миг приказывал герцогине идти вперед, а в другой — вернуться. Агата хотела кричать, но ее голос не слушался, издавая лишь жалобные гортанные потуги и всхлипывания. Она цеплялась за стены и мебель, чтобы не упасть, ломала ногти, но продолжала следовать волею ненависти.
Впереди показались двери каминного зала. Она знала, что он там, ей подсказала усиливающаяся с каждым новым шагом ненависть. И в подтверждение этому, Агата увидела Дарема, чуть только вошла под своды просторного помещения. Он стоял у окна на границе между ночью и отсветом огня в камине, в созданном ими полумраке, и словно ждал ее появления. В его серых глазах был лишь лед и ни капли удивления.
Агата продолжила свой путь, подавляя кровавый кашель, позволяя ненависти отравлять ее душу еще больше. Она приблизилась к Дарему, который никак не препятствовал ей, и буквально вцепилась в его горло пальцами, скрюченными судорогой от непрекращающейся внутренней борьбы. Призванное чародейство мгновенно иссякло, но герцогиня не рассчитывала на иной исход, ведь ранее все ее силы были потрачены просто на то, чтобы не умереть от всепоглощающей ненависти. Она не успела причинить какого-либо вреда своему врагу и тотчас предстала перед ним в полной беспомощности.
Но чувства продолжали управлять Агатой, а потому тонкая и безжизненная рука только сильнее сжимала пальцы на его шее, хотя само усилие, не подкрепленное магически, было крайне ничтожным, для того чтобы навредить сильнейшему рыцарю империи.
Что-то дрогнуло внутри, когда во взгляде Дарема она не нашла привычного холода. В следующий миг он просто схватил ее запястье и резко прижал к себе. Агата стала отбиваться и кричала в его грудь. Она чувствовала, что задыхается то ли от недостатка воздуха, то ли от переступившей черту безумия истерики. Она сделала прерывистый вдох сквозь его небрежно расстегнутую рубашку и взмолилась о смерти в ту же секунду. Запах этого мужчины был ей так ненавистен, ведь он напоминал о тех неделях, которые они провели вместе в замке Повелителя облаков. Истошный крик вырвался из ее груди:
— Ненавижу! Я ненавижу тебя, Элиас Дарем!
Но несмотря на хлесткие признания и вопреки открытому намерению навредить ему, объятия Дарема только крепче сомкнулись вокруг нее. В следующий миг послышался убаюкивающий шепот:
— Тише… тише…
Агата ожидала от него любой самой безрассудной реакции, она даже готова была принять смерть от его рук, по крайней мере, им обоим стало бы от этого легче, но, проявив жалость, герцог лишь подбрасывал сухие поленья в костер ее ненависти. Почему, ну почему он не убил ее?! Почему не освободил от этих вечных мук их исстрадавшиеся в презрении души?!
— Отпусти-и-и!!! Отпусти!!!
Агата видела, как уголки его губ вздернулись вверх, обличая усмешку, а потом Дарем устало выдохнул и произнес: