— Что?!!! — рявкнул монарх. — Как это произошло?
Стражник замялся, переводя взгляд с взбешенного императора на абсолютно спокойного Дарема, как бы намекая первому, что не решается говорить в присутствии второго.
— Говори, — строго выплюнул монарх, не обращая никакого внимания, что на лице Элиаса играет злорадная улыбка.
— Капитана стражи сегодня утром нашли в борделе с перерезанным горлом.
— Кто это сделал?
— Никто не знает, Ваше величество… — вполголоса, трусливо озвучил слуга.
— Какие-то проблемы с безопасностью в столице? — безучастно спросил Дарем, отпивая свой кофе.
— Похоже, есть какие-то проблемы с чрезмерной болтливостью моих подданных… — пробормотал император, внутренне полыхая от гнева из-за сорвавшегося плана.
Разумеется, теперь император уже не думал о случайном совпадении этих двух смертей, даже зная наверняка, что улик тут не найдет и самый опытный следователь. Его злость неожиданно сменилась предвкушением новой не менее захватывающей игры. Он ухмыльнулся сам себе и мгновенно сменил тему, словно ничего и не произошло минуту назад. Поразительно, как легко император мог начать пир на могиле еще не остывшего капитана стражи.
— Выглядишь уставшим. Похоже, прямиком с границ?
— Да, пару дней в гостях у Вашего величества, и восстановлюсь.
— В гостях? Ну что ты, мой дорогой племянник! Ты дома! Разве мы чужие друг другу? Нет, значит, и дом у нас один, и права на него тоже.
Элиас ничего не ответил, не желая подыгрывать нарочно высказанной в таком абсурдном контексте лжи императора. Разве не все его действия направлены, чтобы любой ценой увековечить власть в своих руках? О каком равенстве мог говорить тот, кто извел со свету своих родных брата и сестру притом самым жестоким и кровавым способом ради единоличного права на трон?
— Так вот, сегодня я устрою в твою честь светский вечер в тесной дружеской компании. Не зови свою невесту, думаю, тебе сейчас не нужны какие-то серьезные отношения, вполне хватит легкого флирта и ночи без обязательств. А невеста твоя пускай побережет до свадьбы свое целомудрие.
Герцог не стал возражать энтузиазму императора, отлично зная о бесполезности этого занятия. Однако он обладал достаточной волей, чтобы не становиться участником этих игр. Поэтому когда столы наконец были накрыты, а аристократы за ними собраны, Элиас поужинал и откланялся. Минимально необходимые нормы приличия были соблюдены, а потому никто не мог бы обвинить герцога Севера в неуважении к императору
Элиас пришел в свои покои уставший. Он выслеживал этого ублюдка несколько дней, чтобы все тщательно спланировать. Организовать и исполнить убийство такого видного человека, как Моррис Фад, было делом непростым, ведь тот всегда находился в окружении своих верных подчиненных. Элиасу не нужны были свидетели и тем более шумиха вокруг этого события. Он должен был устранить вставшего на пути Агаты к свободной жизни, а не совершить убийство века. Лишний ажиотаж мотивирует представителей закона искать нарушителя ревностнее, особенно, когда жертва при жизни была близкой к императору персоной.
К безошибочному исполнению задуманного плана обязывал еще и тот факт, что теперь император поймет: оба убийства были неслучайны, и оба имели одну цель. Убийца бросал вызов лично императору, устраняя кандидатов в мужья для Агаты де Кано. Это была игра, которые так любил монарх, но она была первой, что проходила не по его правилам и не ради его удовольствия. Ошибки быть не должно. Следов тоже. Все, чем мог довольствоваться император — это лишь бездоказательное знание, кто убийца и зачем, а потому Элиас не мог оставить хоть одну зацепку, позволяющую обвинить Агату.
Герцог неторопливо принял ванну и затем сразу отправился спать. В комнате было темно, но Элиас отлично видел в темноте, давно выработав инстинкты охотника по долгу службы у северных границ своих владений. Его мускулистое тугое тело осталось обнаженным, лишь вокруг бедер было обернуто полотенце.
Герцог остановился на границе света и тени, а потом холодно произнес в пустоту:
— Зачем ты здесь?
Из темноты в распахнутом шелковом халате, под которым виднелось соблазнительное женское тело, вышла графиня Верес. Она весь вечер неоднозначно намекала Дарему о своей увлеченности им и желании скоротать ночь в его объятиях, а теперь явилась выразить намерения свои прямо. Женщина в возрасте лет сорока пяти, подтянутая и весьма привлекательная без какого-либо смущения предстала перед Даремом. Она смотрела на герцога кокетливо и в то же время стеснительно, нарочно вызывая интерес мужчины напускной робостью, желающей отдать свою невинность только ему. Дарем не реагировал, пока графиня очень удобно не решила, что это своеобразное поощрение к дальнейшим действиям.