На наружной лестнице здания университета нас уже ожидали представители власти с многочисленными чиновниками службы безопасности. Они сообщили нам, что министерство внутренних дел запретило собрание. Прокурор просил нас разойтись. До глубины души возмущенный этим, я взволнованно закричал ему:
«Господин прокурор, насколько я знаю, мы живем в правовом государстве! Конституция предоставляет каждому свободу митингов и собраний. И вы лучше меня должны были знать, что никакой министр просто не может лишить нас прав, которые нам предоставляет Конституция. Поэтому я прошу вас, именем закона, который не мы, а вы сами попираете ногами: освободите вход немедленно!»
Мы все были чрезмерно ожесточены. Меньше часа назад мы столкнулись с подлостью, когда нам цепями закрыли дверь собора, чтобы воспрепятствовать нашей молитве. Теперь нас пытались спровоцировать и унизить, препятствуя войти в наш собственный дом, в университет. Действия властей были открытой насмешкой над всеми законами. Для нашего терпения этого было уже слишком много. Мы атаковали здание университета и в драке заставили обратиться в бегство всех, кто стоял у нас на пути. Начался ожесточенный рукопашный бой, в ходе которого мы заняли наш университет силой.
Тринадцатый пехотный полк, пришедший с опозданием всего на мгновение, окружил здание университета. Мы забаррикадировались и защищали входы изнутри. Перед каждым окном патрулировали трое солдат с винтовками с примкнутыми штыками.
В таком малоутешительном положении в полдень в аудитории юридического факультета открылось заседание. Участники были бледны от возбуждения и обиды из-за того, что произошло перед собором и перед зданием университета. Гнетущее настроение царило в пустом зале. Лица всех выражали тревогу: что произойдет, если военные перейдут в наступление и атакуют университет? Никаких речей не было. Все чувствовали серьезность ситуации и предвидели, что назревают серьезные события. На первый день меня выбрали председателем. Мы начали с острого осуждения произошедшего. Некоторые брали слово и протестовали. Затем начались совещания о развитии и дальнейшей борьбе нашего движения. Какую позицию следовало бы нам занять в наступающем семестре? Должны ли мы капитулировать и сложить оружие? Это было невозможно! За что же мы тогда боролись целый год? Неужели всем нашим успехом будет лишь то, что нас унижали и били?
Должны ли мы продолжать борьбу? Это тоже было возможно лишь с большим трудом. Силы студентов были уже на исходе. Они больше не выдержали бы второго года борьбы. Все же Моца, Тудосе Попеску, Симионеску и я выступили за то, что борьба в любом случае должна продолжаться. Речь шла о жертве! Наше отступление не могло принести нам ничего кроме вреда и унижения. Но из наших жертв должно было, наконец, родиться благо для нашего народа.
Около восьми часов вечера начало смеркаться. С улицы доносились шум и крики. Константин Панку, старый борец 1919 года, собрал вокруг себя студентов и многочисленных жителей Ясс. Они попытались атаковать университет, чтобы передать нам несколько мешков хлеба. Мы бросились к окнам и выглянули наружу. Демонстранты проломили оцепление у гостиницы «Туфлин». Стремительно они поднимаются на холм. Второе оцепление на улице Корои тоже проламывается после тяжелого столкновения. Затем и третье. Крики «Ура!» долетают к нам вверх. Уже мы готовимся, чтобы вырваться. Там наши освободители больше не могут прорвать четвертое оцепление солдат. Панку несет мешок хлеба на плече и кричит громким голосом: «Освободите наших ребят!» Слезы радости стоят у нас в глазах. Мы выступали за наш народ – и вот теперь приходит он, наш народ, и не оставляет нас одних!
В девять часов вечера начинаются переговоры с властями. Наполеон Крецу ведет их для нас. Власти обещают всем свободный выход при условии: выдать Корнелиу Зелю Кодряну! Студенты возмущенно отказываются.
В одиннадцать часов вечера нам сообщают, что мы можем покинуть здание в группах по трое. Власти надеются, что таким образом задержат меня у входа. Мы принимаем условие. Каждые пять минут здание университета покидают по три студента. У входа их внимательно осматривают четыре полицейских комиссара и чиновники уголовной полиции. Они ищут меня. Я быстро избавляюсь от моего румынского национального костюма, даю его одному товарищу и надеваю гражданский костюм. Затем я выхожу с Симионеску и с еще одним. Я открываю большую входную дверь и роняю как бы случайно несколько монет. Когда монеты со звоном падают на каменный кафель, чиновники уголовной полиции смотрят вслед им и кричат нам: «Вы потеряли деньги!» Мы наклоняемся к земле, отворачиваем лица и ищем. Полицейские тоже наклоняются и помогают нам в этом. Симионеску беседует с ними. Он пытается зажечь спичку. Между тем я уже убежал.