При этих словах Мустик вытащил из кармана старый бумажник, извлек оттуда мятый лист бумаги и начал, посмеиваясь, читать:
«Мой дорогой друг!
Вы, как и знаменитый Фрике [124], ищете приключений. Таких ребят много. Ах, если бы вы знали, сколько я получаю подобных писем от молодежи! Но запомните раз и навсегда: героические времена прошли. В нашу эпоху больших кораблей, телефона, беспроволочного телеграфа, автомобилей, аэронавтики широко распространенный туризм убил вкус к путешествиям ради приключений. Все устремляются в туристические походы. Мир стал слишком тесен.
Шагают по бескрайним просторам так, что дух захватывает, но делают это, почти ничем не увлекаясь, не рискуя и не испытывая радости.
Так что путешественников вокруг света — пруд пруди, на них уже никто не обращает внимания, даже на самых отчаянных, готовых броситься в огонь и воду! Они терпят неудачи и не возбуждают ни у кого интереса, даже простого любопытства. Вы слишком поздно явились на этот свет, пораженный «непоседливостью» — острым недугом, возникающим из-за двигательной недостаточности. Вы будете бродить по свету, зевая, почти плача от скуки.
Да и что теперь можно увидеть неожиданного, забавного или неизвестного? В самых отдаленных уголках мира вас встретят трамваи, электрический свет, газеты, открытки, граммофоны, месье в цилиндрах и дамы в туалетах, сделанных по картинкам из модных журналов.
Ковбои стали членами профсоюзов, индейцы обзавелись свидетельствами об окончании учебных заведений, не редкость негры — служащие Академии. Каннибалы едят из хорошей посуды. Тридцать лет назад я встречал их, они старались убедить всех в своей подлинности — но были крещеными! Читали «Benedicite» [125], прежде чем проглотить себе подобных, а рецепты приготовления пищи брали из кулинарной книги!
Это были всего-навсего антропофаги-любители. Пойду даже дальше. Я уверен, что это были вульгарные [126] шарлатаны, находившиеся на службе в агентстве Кука или в нашем — Любена. Они поедали бедных маленьких телят, пытаясь уверить заезжих туристов, что перед ними настоящие людоеды. Так что судите сами.
Бесполезно утруждать себя. Вы найдете все у себя дома».
Железная Рука расхохотался и спросил Мустика, пока немой персонаж этой сцены, индеец, медленно и методично жевал:
— Так что, это письмо окатило холодной водой твой молодой пыл, а?
— Как бы не так!.. Оно вылило на него порцию бензина. Я подумал тогда: «Писатель смеется надо мной». И не медля ни минуты, расплевался с моим часовщиком и отправился устраиваться юнгой [127] на корабль. Дело сладилось. Меня взяли до Сен-Назера [128]. Я был счастлив. Одна шхуна отплывала в Английскую Гвиану, и в команде не было юнги… Я заступил на это место и вскоре уже бороздил морские просторы… Мечта сбылась! Мы прибыли в Демерару, но тут меня угораздило схватить желтуху [129] — праматерь желтой лихорадки. Меня, естественно, отправили в госпиталь. Я, конечно, поправился. Но корабль уплыл, и я оказался на улице. Правда, ненадолго. Многие уезжали на прииски в Контесте. Мне предложили прекрасное место боя. Все складывалось весьма неплохо! Я прибыл через шесть недель шикарнейшего путешествия. Хозяев хватало. Это джентльмены, от которых бросило бы в дрожь самого месье Дейблера. Я опустил паруса, как говорят у нас на флоте, и устроился на службу к Джеку. Чего только не довелось повидать, наливая «нектар» людям из Неймлесса! А затем я познакомился с вами и отправился следом, полный энтузиазма, потому что второго такого человека не встретишь. С Железной Рукой знаешь, что идешь верным путем.
— Браво! Рассказ был замечательно точным и лаконичным. Я рад, что все узнал из первых рук. И поскольку ты любишь приключения, не скрою, что их будет предостаточно. А ты, Фишало, чего хочешь?
— Ничего.
— Почему же ты тогда здесь?
— Потому что я был готов погибнуть, утопиться, броситься в воду…
— А! Броситься в воду… Вот откуда это странное имя: Фишало.
— Это негодник Мустик так окрестил меня.
— Ладно! Давай-ка расскажи мне, как и он, в двух словах о своей жизни.
— Не стоит. Слишком печально.
— Глядя на тебя, этого не скажешь.
— Судите сами. По своему социальному положению я — виноградарь, родился в Божанси, на берегу Луары… Ремесло хорошее. Есть спрос на вино или нет, все равно дела идут как надо — это богатство можно хранить в погребах.
Насколько Мустик был разговорчив, настолько немногословен оказался Фишало. Орлеанцы не любят рассказывать. Скоро виноградарь in partibus [130] начал путаться:
— Я должен бы броситься в воду сразу же… вместо… попытаться погибнуть…
— Слушай, мой мальчик, давай-ка ближе к делу, — мягко прервал юношу Железная Рука.
— Что вам еще сказать?
Вдруг индеец поднялся, рассек рукой воздух и сопроводил свой жест коротким свистом. Потом он маленькими глотками вдохнул горячий воздух, а его собака вскочила, выгнула спину и подняла уши.
Краснокожий прочел по губам вопрос, который задал ему Железная Рука.
— Вот что, дымит, Генипа чувствует, дымит… Белые люди сделали большой огонь в лесу.
— Но, — прервал индейца Железная Рука, — я ничего не чувствую.
— Ты — белый… не может чувствовать… нос плохая…
— Возможно! Однако откуда ты можешь знать, что это белые подожгли?
— Мы никогда, негра никогда не берет это дерево, только белый!
Наблюдение туземца оказалось точным. Уж он-то знал, как поджечь девственный лес.
Чтобы не обнаружить своего присутствия, его сородичи обычно ищут дрова, которые горят без запаха и почти без дыма. А белые пользуются всем, что попадет под руку, и особенно любят мимозовое дерево, смолистый ствол которого легко режется и горит со странной легкостью. Его здесь было довольно много, и оно служило идеальным топливом. Однако оно распространяет неприятный запах, поэтому туземцы и негры называют его дерево-кака.
— Что же делать? — Железная Рука.
— Мы плыть в пироге…
В то время как друзья бесшумно возились с лодкой, Мустик тихо сказал:
— Индеец прервал Фишало… продолжение еще последует. А пока мы попытаемся освободить Мадьяну. Я прав, хозяин?
— Да, месье малыш.
Четверо друзей уселись в пирогу, вырезанную из ствола бембы — краснокожий спереди, возле своей собаки, позади него Мустик и Фишало, а на корме — Железная Рука.
Генипа управлял лодкой с завидной ловкостью, и она, ничем не загроможденная, скользила бесшумно, без всплеска, как по маслу. Во время этого молчаливого плаванья Железная Рука, веривший в чудесную интуицию их гида [131], предался размышлениям.
«Я — ходячий парадокс! Облеченный самой что ни на есть мирской миссией, избегавший всего, что вызывало бы ко мне интерес, обязанный действовать без шума, в глубокой тайне, я поднял ужасный трам-тарарам и привлек к себе внимание всего края.
Хотел остаться незамеченным, а ввязался в войну! Я возбудил жестокую ненависть самых отъявленных бандитов. И в довершение всех бед у меня пропал бумажник с важными документами, не менее ценными, чем моя жизнь; и ими может воспользоваться теперь любой негодяй. Возьмет мое имя, и за все его преступления буду отвечать я. В хорошую же я попал переделку! И все это ради прекрасных глаз Мадьяны, которую я видел, кажется, раза четыре. Ах, донкихот! Вечный чудак, который есть и всегда будет жертвой доброго побуждения! Однако же, если б я не был донкихотом, то не был бы и самим собой. К тому же Мадьяна так несчастна! Но в общем-то не на что жаловаться. У меня украли двадцать тысяч франков, а я стал обладателем пятидесяти тысяч.
Note124
Фрике — герой многих романов Луи Буссенара («Кругосветное путешествие юного парижанина»; «Приключения в стране львов» и др.).
Note127
Юнга — подросток на судне, готовящийся стать моряком, обучающийся морскому делу: молодой матрос.
Note128
Сен-Назер — город и морская гавань близ города Нанта в устье реки Луара (Франция). Население (в конце XIX века) — 25 тысяч человек.
Note129
Желтуха — болезненное состояние, сопровождающееся окрашиванием в желтый цвет кожи, слизистых оболочек, белков глав, признак ряда заболеваний.