Брат чародея выставил руки примирительно, растянув бледные губы, обнажил крепкие зубы:
— Прекрати пикировку, Мэйбон. Я пришел с вестью.
Стекло окна задребезжало от крепких ударов. Мэйбон отвлекся, открыл скрипнувшие створки, и сухой воздух лаборатории разбавило облаком прохлады. Порыв забросил внутрь черный ком: ворон шумно захлопал крупными крыльями, каркнул противно. Птица смяла ткань халата мага железными когтями, нагло потопталась, едва умещаясь на предплечье. Мэйбон напряг мышцы и закрыл окно.
— Что ты говорил? — спросил брата, не обращая внимания на снисходительную усмешку.
— Речь о прислужке нашей доброй королевы, — сказал Эверейн с глумливым смешком. — Она добралась до Кэрлеона-на-Аске и уже едет обратно, заручившись помощью аж одного рыцаря, ха-ха!
Мэйбон внешне остался спокойным. Подошел к стеллажу с колдовскими книгами, легким движением снял верхушку человечьего черепа, служившего подпоркой. Ворон на предплечье оживился, каркнул азартно, в глазах загорелись рубиновые огоньки.
В щепоти колдуна зашевелился черный блестящий червяк, чуть крупнее большого пальца. Мэйбон сжал пальцы — тельце покрылось белой слизью, скользкой, как масло, с противным запахом. Черный шнурок венчала миниатюрная голова, похожая на саламандровую, пламя свечей блестело на крохотных игольчатых зубках.
Ворон стремительно клюнул, закатывая глаза от удовольствия: червяк лопнул в пасти сладким соком. Мэйбон вытащил из черепа-шкатулки второго, скормил пернатому любимцу.
— Не слишком ли — кормить комок перьев личинками гивра? — спросил брат-колдун.
Мэйбон пожал плечами, крышку черепа вернул на место. Довольный ворон пролетел по лаборатории и уселся на полку под потолком.
— От бескрылых драконов пользы мало, — сказал колдун сухо. — А теперь поговорим о главном…
В его взгляде читалась угроза, и брату стало не по себе, он невольно попятился.
— Разве ты не уверял, Эверейн, что решишь проблему? — спросил Мэйбон притворно-ласково.
Брат колдуна сглотнул ком. Сквозь кожу лица Мэйбона проглянул череп со злобным оскалом.
— Мэйбон, я старался, даже спутника отправил на тот свет, но она ушла по реке. Да ты не волнуйся, — зачастил Эверейн, — она ничего не сделает, с ней один рыцарь, неопытный.
Мэйбон шикнул строго, мельком глянув на аппарат на столе — сплетение металлического каркаса, тонких стеклянных трубочек и колб, полных разноцветных жидкостей, — сказал свистящим шепотом:
— Ты знаешь, почему остатки войска Сноудона топчутся на границе?
— Они — трусы.
— Верно, — кивнул Мэйбон. — Но и стая зайцев пойдет вперед под началом льва.
Эверейн вытаращил глаза, сказал, задохнувшись от изумления:
— Это тот щенок — лев? Да он не способен командовать и одним человеком!
— Неважно, — отмахнулся колдун досадливо. — Он символ рыцарства, более благородного и чистого, чем местное. Его появление воспримут как помощь всех рыцарей Артура. А символы, если они способны воодушевить наших врагов, следует уничтожать.
Эверейн помолчал, затем склонил голову:
— Я понял, брат. Защитники Сноудона подмоги не дождутся.
— Уверен? — спросил Мэйбон.
Эверейн вспыхнул:
— Да я прямо сейчас…
Мэйбон с гримасой недовольства тряхнул кистью:
— Про фрейлину говорил так же. Не распыляй силы, покончи с ними одним ударом. Насколько помню, им не миновать Гиблого леса.
Эверейн ответил злорадной улыбкой, в глазах заплясали багровые блики. Мэйбон, оглядев братца, кивнул довольно и внимание обратил на колдовские приборы.
Эверейн шагнул к двери, обернулся, спросил недоуменно:
— Может, объяснишь, зачем согнал к башне тучи? Хочешь пугать неграмотных крестьян дьявольским видом замка?
Мэйбон ответил рассеянно:
— При чем тут?.. Я ставлю опыт. У нас осталось много трупов слуг королевы, вилланов и сервов, попытаюсь что-нибудь сделать с помощью небесной энергии.
— Понятно, — протянул Эверейн.
Брат погрузился в научные опыты. За окном ярко заблистало, загрохотало, будто небо рушилось. Эверейн резко распахнул дверь, в коридоре его догнал прощальный карк ворона.
В деревне нашлась маленькая гостиница.
Леди Хелия окинула дом кислым взглядом, вздернула головку надменно и внутрь вошла с таким видом, что держатель двора устыдился убогости, скудости и грязи. На его обрюзгшем деревенском лице появилось желание наложить на себя руки.
На взгляд Инконню, дом был вполне приличный: еще остался слабый запах древесины, подворье чистое, опрятное. Рыцарь пожал плечами.