«Нет», — подтвердил другой. «Инспектор Колбек правильно определил нашего врага. Мы имеем дело с землекопами. Ни у кого другого не хватило бы сил сбросить все эти кирпичи в вентиляционную шахту. Мне бы потребовалась целая ночь, чтобы сделать это».
«Мне бы это заняло неделю».
«Вероятно, они просто вручную выгрузили значительную часть повозки, а затем расстегнули упряжь лошади, чтобы можно было перевернуть всю повозку».
«Я полагаю, что ужасная правда в том, что мы никогда этого не узнаем».
«По крайней мере, пока не вернется инспектор».
«Вы действительно думаете, что он сможет поймать этих людей?» — скептически спросил Филтон. «До сих пор ему это не удалось, и мы оба видели, что случилось с сержантом Лимингом».
«Этот инцидент только заставит инспектора Колбека удвоить свои усилия.
«Внедрение человека в ирландский лагерь имело свои преимущества. Он смог предупредить нас о готовящемся нападении на французов».
«А что, если есть еще один?»
«Это очень маловероятно», — сказал Брасси. «Я думаю, мы напугали ирландцев, сказав им, что они потеряют работу. В Англии работы мало».
Они все это знают».
«Это не помешало некоторым из них украсть те кирпичи вчера вечером, и будут еще бесчинства. Я чувствую это нутром».
«Не будь таким пессимистом, Обри».
«На этой железной дороге лежит проклятие».
«Чепуха!»
«Так и есть, мистер Брасси. Я начинаю думать, что это обречено».
«Тогда вам следует немедленно изменить свое отношение», — упрекнул другой.
«Мы не должны показывать ни малейшего намёка на слабость. Злодеи рано или поздно оступятся. Нам нужен ещё один шпион в их лагере».
«У нас уже есть один, сэр».
«Правда ли?»
«Конечно», — сказал Филтон. «Отец Слэттери. Он знает все, что происходит в ирландской общине. Его долг — помогать нам».
"Его главная обязанность - пастырская, и ничто не должно этому мешать. Если бы мы попросили отца Слэттери выступить в роли информатора, он бы потерял всякий авторитет".
Какая от него польза? Кроме того, — продолжил он, — он, очевидно, понятия не имеет, кто эти негодяи, иначе он бы сам с ними разобрался. Священник никогда не одобрит то, что происходит.
«И что нам делать?»
«Подождите, пока инспектор вернется с этим новым человеком».
«Новый человек?»
«Да, Обри. Я уверен, что он идеально подойдет для этой работы».
«Ах», — сказал Брендан Малрайн, выпивая свой бренди залпом, словно это был его последний напиток на земле, — «вот это жизнь, инспектор. И подумать только, что мне придется целый день таскать грузы в доках».
«В последний раз, когда мы виделись, ты работал в Дьявольском Акре».
«Мне пришлось уйти из «Черного пса».
«Почему?» — спросил Колбек.
«Потому что у меня были разногласия с хозяином. Он имел наглость ударить меня, когда я не видел, а я не терплю насилия ни от кого. Помимо всего прочего, он сделал это в самое неподходящее время».
'Что ты имеешь в виду?'
«Я учил его дорогую жену нескольким трюкам в постели».
Брендан Малрин расхохотался. Это был приветливый гигант с массивным телом и лицом, которое, казалось, было высечено из цельного тика слепым человеком тупым топором. Хотя он был примерно того же возраста, что и Колбек, он выглядел на много лет старше. В его глазах был неудержимый огонек, и он был готов ухмыльнуться, обнажив несколько отсутствующих зубов.
Малрин когда-то был констеблем в столичной полиции, но его
Излишний энтузиазм во время арестов привел к его исключению. Поймав преступника, он каким-то образом счел своим долгом избить его до потери сознания, прежде чем отвезти в полицейский участок. Он всегда был благодарен Колбеку за попытку спасти его от увольнения.
После увольнения Малрайн сменил ряд работ, некоторые из которых были строго по ту сторону закона, но ни одна из них не нарушала странный кодекс этики ирландца. Он мог украсть только у вора или совершить другие преступления против известных негодяев. Это был способ Малрайна восстановить то, что он называл равновесием общества. В душе он все еще был своего рода полицейским, и именно поэтому нынешняя ситуация была для него столь привлекательной.
Пересекши Ла-Манш накануне вечером, они провели ночь в Гавре, прежде чем сесть на поезд до Манта. Малрин был гораздо более живым товарищем, чем Виктор Лиминг. Это был его первый визит во Францию, и он был в восторге от всего, что увидел. Когда поезд прогрохотал по виадуку Барантен, он с благоговением взглянул вниз.