Но Пушкин, к счастью, никуда не делся. По случаю 205-летия перечитал я «Графа Нулина» и «Домик в Коломне» — советую и вам. В обеих поэмах, особенно в «Домике», — безмятежная такая улыбка всемогущего волшебника: смотрите, как речь сама собою ложится в стихи, без малейшего усилия с моей стороны! как из стихов получается что-то похожее на жизнь, только гораздо лучше! Пушкин не скрывает, что и сам убежден: человеку такой фокус не под силу. В скромность не играет. Тихо наслаждается абсолютной властью, несметным богатством — и явным, реальным присутствием некоего божества.
Какой ум! Какое благоволение ко всему сущему — кроме палачей и шпионов! Какая унизительная слава при жизни, какая слащавая — потом!
К слову: заметили ли вы, что Скупой рыцарь — могильщик капитализма? Враг денег? Типичный, так сказать, антимонетарист? Его идея — собрать все деньги, чтобы вывести их из обращения.
А где, по-вашему, тот пункт на берегу пустынных волн, из которого глядел вдаль будущий Медный всадник? По-моему (недавно догадался) — на взморье, на окраине Васильевского, точно там, где зароют бедного Евгения: поэма совершает полный круг.
В общем, есть о чем поразмыслить, пока вокруг такая тоска и жестокость, глупость и ложь.
Пока в России разрешают свободно читать Пушкина — будем верить, что потеряно не все.
Июнь 2004
НАШЕ НИЧТО
Крыска бежала, хвостиком махнула, проводки замкнула — и Новая Голландия загорелась.
В ночь на пятницу казалось, что это катастрофа — пламя облизывало облака. Утром я обежал островок: по периметру все стены практически целы. Плохо выглядит юго-восточный угол — справа от Деламотова портала (коринфские колонны почернели) — в упор к Матвееву мосту. Там один из этих огромных амбаров, придуманных (Чевакинским), чтобы корабельный лес не лежал в них, а стоял, — пострадал сильно. Что-то такое видишь — против воли, — отводя взгляд от сбитого автомобилем интеллигентного старичка: расколотые очки на мостовой, нога в дырявом носке, нищенское под приличным пальто исподнее, бесконечная беспомощность. Вот и этот амбар — осунулся, ссутулился, распахнулось унылое нутро, где мрак и мусор.
Виноватить некого и надоело, пожар и рак — неотразимые средства судьбы.
А все же я призадумался, услышав официальное: что в этом амбаре — и в остальных — на всех этих складах ВМФ — ничего не сгорело. Потому что ничего не было. Вот уже полстолетия хранится в них пустота.
Одетая старинным кирпичом пустота. Режимный объект. Разводы караула, все такое. Пост сдал — пост принял. Только сунься, внешний гад: первый выстрел — в воздух, второй — на поражение. А устроить на островке романтический, к примеру, парк с детскими аттракционами — шиш вам, вредители, наймиты империализма! Покушаетесь ослабить могущество державы? не выйдет!
И так десятилетие за десятилетием: ничто на замке! не отдадим ни пяди нашего ничего! (Хотя по знакомству и нужным людям кое-что подсдавали, это само собой.)
Прямо символ какой-то.
И происшествие грустное.
Но не возопим наподобие Ахматовой: о горе мне! они тебя сожгли!
Да, красивый был уголок, излюбленный, даром что недоступный. А все равно этот пожар — ерунда, как сравнишь с Юкосом. А Юкос — почти такая же ерунда по сравнению с Бесланом. Печальный год, позорный год. Какой исторический факт ни припомнишь — видишь угрожающе оглядывающегося хищника с окровавленными клыками, слышишь яростный рев.
Раньше я воображал, что это — государство. Механический такой динозавр, и у него бракованная микросхема в проржавевшем мозгу.
Теперь наконец-то вижу (век живи — век учись): какое там! какое государство! Просто чины. И чин чина почитает. Всеми способами. Включая, наверное, разумные и законные, но это как-то не бросается в глаза.
Вот и весь секрет нашего ничего. И лучше его не знать. Лучше, как мы (и как советовал Бродский), жить в глухой провинции у моря. Здесь все такое незначительное, что почти не страшно.
Здесь первое лицо награждают медалькой за услуги, оказанные госбезопасности, причем вручают медальку публично, — и первое лицо кланяется и благодарит.
Здесь, конечно, как и повсюду, режут смуглых, узкоглазых, черноволосых, — но каждый раз объявляют, что это нетипичная случайность, и как только будут опять повышены милицейские оклады, все пройдет.
Здесь все еще делят недвижимость — и кому подсыпают яд, кому отрубают голову (обычные споры хозяйствующих субъектов), — но проигравший, будучи трупом, не плачет, а тайна выигрыша охраняется как бы законом.