— Да кому ж посмотреть не интересно? — зубоскалит Цеад, перетягивая внимание на себя. — Вдруг потом не получится.
— И то верно, — кивает ещё один из сыскарей. — Ни одной из невест назад не вернулось что-то.
«Ни одной»? Их что, много что ли?
Пока Цеад заговаривает соплеменникам зубы, Ешиля утягивает меня куда подальше — в заранее примеченный закоулок. Наконец останавливается и обеспокоенно заглядывает в лицо:
— Как ты, Макс? С тобой всё нормально?
Качаю головой:
— Жить буду. И что, как часто здешнего бога женят?
Ешиля досадливо морщится:
— Пока я здесь, раза три уже праздник был. Они это называют «день вхождения». Невесту по всей столице провозят. Она входит в храм и больше никто о них не вспоминает.
— Подозрительно, — произношу задумчиво. Может, они, конечно, таким образом штат служителей пополняют. Но в голову всё равно лезут мысли о жертвоприношениях и прочей дряни.
На моё плечо опускается тяжёлая ладонь.
— За что?! — взвывает Цеад, потирая ушибленные рёбра. Это я ещё притормозить успел, когда понял, кого бью.
Угрызений совести, однако, я по этому поводу совсем не чувствую.
— Чтоб не подкрадывался, — отвечаю спокойно. — В другой ситуации могу и убить.
— Видишь, Ешиля? — трагически вопрошает этот артист. — Росы-то совсем озверели…
— А ты что думаешь насчёт божьих невест? — прерываю бессодержательное нытьё.
За время, проведённое с этими двумя, я понял про Цеада две вещи. Он действительно слишком болтлив, но легко переключается на другую тему.
Кхелот пожимает плечами:
— Всем известно, что невеста у бога только одна — та, что сегодня приехала. Зачем понадобились остальные — не знаю.
— И много их таких было?
— Человек пять, должно быть, — чешет затылок Цеад. — Двое сразу после отъезда Гайлы, трое — совсем недавно.
Божество оголодало что ли?
Ещё более подозрительно и неприятно.
Но Цеада таким не проймёшь. Хотя моё состояние он всё-таки замечает.
— Да ты не волнуйся, — взмахивает рукой, будто отметает любую тревогу. — Живут, верно, при храме, служение исполняют. Туда ведь всё время работники требуются.
— Увольняются?
— Нет, — качает кхелот головой. — Работы много, только и всего. Платят, говорят, тоже неплохо.
— Это они сами тебе рассказывали? — интересуюсь уже откровенно насмешливо. Да этим кхелотам транспарант надо развернуть что ли?! «Здесь творятся мутные дела», — и указатель, где именно. Чтоб никто не перепутал, значит.
— Нет, — снова отрицает Цеад, хоть и не так уверенно. — Родичи болтают… Что им деньги исправно приходят. В храме ведь тратить не на что…
Парень замолкает и медленно прикрывает ладонью рот. Дошло что ли?
— Этого ведь не может быть, да? — спрашивает чуть ли не жалобно. — Бог не мог допустить…
— Бог умер, — отвечаю негромко. — А что на уме у вашей Владычицы…
Внимательно слушавшая нас Ешиля тоже переходит на шёпот:
— И правда. Если задуматься, в храме столько народу должно быть, что не протолкнуться. Как они живут друг у друга на голове?..
— Вот вы где! — прорезает насыщенный эфиром воздух скрипучий старческий голос. — Сейчас я вам устрою, безобразники!
Мы дружно подрываемся, готовые бежать или сражаться — как получится. Но ничего такого не нужно: неподалёку стоит бабушка Улу с двумя сопровождающими, один из которых держит над ней зонтик.
И, судя по выражению лица старушки, сейчас нас будут бить. Возможно, ногами.
— Бабушка, — тут же расплывается в улыбке Цеад и топает к ней, раскрывая объятия. — Не иначе, вы услышали чаяния моего сердца и пришли встретиться с любимым внуком.
— Нету среди сыскарей моих внуков, — ворчит старушка, выхватывая у сопровождающего зонтик и отмахиваясь им от наглеца. — И не стыдно в таком виде перед моими глазами появляться?
Цеад срывает с головы кепку и покаянно кланяется.
— И в самом деле, — спохватываюсь я и начинаю раздеваться, — нечего нам в этих костюмах по городу разгуливать.
Бабушка Улу с лукавым интересом сверкает красными радужками, но посмотреть оказывается не на что: под формой у меня загодя надет костюм по местной моде. Гир пришлось с сожалением оставить на секретной квартире: в добытую Цеадом сыскарскую одежду он попросту не влезал.
Остальные следуют моему примеру.
Снятое заботливо заворачиваем в заранее подготовленную ткань. Выбрасывать подобные вещи было бы слишком глупо.
— Не стоит тебе, Цеад, так запросто по городу разгуливать, — произносит старушка, когда мы приводим себя в порядок и наконец выбираемся из закоулка на широкую дорогу.