— Такое возможно, — отвечаю спокойно. — В этом случае будем действовать по договорённости. Однако я склонен считать, что такое развитие событий маловероятно.
Глаза Владычицы сужаются.
— Настолько уверен?.. — одними губами произносит она. — Ещё и мальчишка совсем… — И вдруг её красные радужки опасно вспыхивают. — Ты ведь её социм, так? Иначе зачем вам устраивать эту поездку?
Киваю:
— Вы правы в том, что я социм. А она — мой арм. Так что я имею полное право требовать встречи с ней.
Скрип шестерёнок в голове правительницы слышен невооружённым ухом. Наконец она дважды хлопает в ладоши.
В переговорной незамедлительно появляется незаметный слуга.
— Проводи господ делегатов в предназначенные для них покои, — отрывисто приказывает она. А вас, Макс Воскресенский, я прошу остаться для приватной беседы.
Глава 16. Глубина души
— Отказано, — тут же отзывается Рах Шан. — До конца расследования ни о каких приватных разговорах даже речи быть не может.
Владычица досадливо морщится.
— Я, господин советник, — ледяным тоном произносит она, — обращалась не к вам, а к главе делегации. Мне есть, что сказать ему по поводу обозначенного вами дела.
Ох, что-то я в этом крепко сомневаюсь. Только что ведь вообще отрицала, что Гайла сюда приехала. Но кто знает, вдруг услышу что-нибудь ценное? Сейчас любая информация пригодится.
— Идите, — останавливаю Рах Шана, который собирается что-то возразить. — Я присоединюсь к вам позже.
«Уверен? — вместо Рах Шана интересуется Корви. — Она может быть очень опасна».
Киваю. Так-то меня тоже голыми руками не возьмёшь. Пусть даже не пытается.
Советник с непривычно молчаливым Капецем покидают помещение. Владычица изучающе меня разглядывает. Я, с свою очередь, разглядываю её. Если надеялась меня таким образом смутить, то серьёзно просчиталась.
— Хотите чаю? — женщина вдруг любезно улыбается. Будто новую маску надевает.
Качаю головой:
— Не хочу перед ужином аппетит портить. Вы хотели о чём-то поговорить.
Владычица встаёт с места и отходит к окошку. Молчит так долго, что я начинаю жалеть об отсутствии чая. Вряд ли стал бы пробовать, но покрутить что-нибудь со скуки в руках — милое дело.
Вместо этого приходится по очереди поджигать кончики пальцев. Мелкую магическую моторику тоже тренировать не помешает. Хоть в бою я такими тонкостями пользоваться ни за что не стану. Старый добрый взрыв всё же надёжнее.
Мареона поворачивается ко мне так резко, что я не успеваю потушить пламя. Удивлённо вскидывает брови. Ну а что ты хотела с такими паузами?
Сжимаю ладонь в кулак, сбивая огонь, и подпираю щёку, выжидающе глядя на Владычицу.
— Я не верю, что такой, как ты, может стать социмом, — выдаёт она неожиданное. — Ты ведь такой… обычный.
О, так мы уже на короткой ноге? А я и не заметил. Ладно.
— Мне без разницы, — пожимаю плечами, — каким ты меня видишь, Мареона. У меня есть задача, которую я решу.
Ожидаю вспышки злости, но женщина неожиданно улыбается:
— Впрочем, я могу ошибаться. И как же так получилось, что ты до сих пор жив?
— Просто я живучий, — зеваю, прикрыв рукой рот. — Если это всё, что ты хотела узнать…
— Подожди, — спохватывается она. — Разве тебя не предупреждали, что у Гайлы есть обязательства перед своим народом?
О, вот и обязательства подъехали. Смотрю на Владычицу тяжёлым взглядом:
— И что с того?
Женщина победно улыбается:
— А то, что ей обязательно придётся их выполнить. И тебе из-за этого совсем не позавидуешь… Хочешь спросить, почему?
Не подтверждаю и не отрицаю. Вообще интереса не показываю.
— Истории известны случаи, когда социм или арм теряли друг друга. Почти всегда второй погибал почти сразу за первым.
«Погибал», — отдаётся в ушах. То есть то, на что подписана Гайла — это смерть? Они тут нормальные вообще на этом странном острове?!
Но Владычица моих мыслей не слышит. Её улыбка становится ещё более завлекательной.
— Единственный способ сохранить жизнь социма — это… — она делает многозначительную паузу. — Дать ему другого арма.
Она смотрит на меня как собака, которая где-то выкопала и притащила здоровенную вонючую кость и ждёт похвалы. Только в отличие от безобидного животного эта дама способна вызвать у меня лишь лютое раздражение.