— Сколько в храме осталось служителей? — вступает Рах Шан, на мгновение опережая мой вопрос на ту же тему. Надо ведь знать, с кем и в каком количестве придётся иметь дело.
— Во внешней службе нас всего семеро, — охотно делится служитель. — По двое в три смены и начальник. Сколько во внутренней — не знаю. Нам запрещено входить дальше зала молений. Только начальник мог.
Теперь вздыхаю уже я. Говорю Рах Шану, кивая в сторону кустов:
— Придётся, видно, того старикана на ноги ставить. Этот нам не помощник.
— Помощник, помощник! — тут же вскидывается служка. — Я план хорошо знаю, богом клянусь! Меня ж сперва хотели во внутреннюю службу поставить.
— Первый день тут работаешь, да? — поддеваю я.
Но кхелот не обращает внимания на насмешку. Он полон желания убедить нас в своей полезности.
— Да мне самому это всё поперёк горла встало! — горячо выговаривает он. — Я ж богу служить пришёл, а не с невестами этими…
— Однако слова против ты не сказал, — не могу сдержать упрёка. — Значит, всё устраивало.
Глаза кхелота становятся круглыми от возмущения:
— Ага, скажешь им! Чтобы меня потом вот так же выносили? Я себе не враг.
Да, понимаю. Своя рубашка ближе к телу, а хата всегда с краю. Но вот принять это и простить такое гадство — не получается.
— Так ты утверждаешь, что можешь проводить нас в сердце святилища? — возвращается Рах Шан к главной теме. — Сам я там был всего один раз и дороги уже не помню.
— Да, да! — с заметным облегчением улыбается служитель. Советник явно кажется ему намного более приятным собеседником, чем наглые экстраны.
Как по мне — совершенно напрасно. Даже не представляю, какие мысли сейчас скрываются за его внешним спокойствием. Врагу не пожелаешь вот так вернуться в родные пенаты.
— Ладно, — соглашается советник. — Будь по-твоему. Веди.
Служитель аж подскакивает от радости. Кланяется, бормочет какие-то слова благодарности.
Тем временем Капец возвращается из кустов — последней он относил туда злосчастную божью невесту.
— Порядок, — гудит он, символически отряхивая ладони. — Пока не отпустим, они оттуда не дёрнутся.
— Значит, идём внутрь, — подвожу итог. — Только стоит, наверное, нашего провожатого стреножить. А то вдруг прытким окажется.
Служитель отчего-то бледнеет. Как будто я ногу ему предлагаю отпилить! Видно, неправильно истолковал мои слова.
— Не надо, — качает головой Рах Шан. — Он уже под моим контролем, даже дёрнуться не успеет.
Широко улыбаюсь вконец струхнувшему юнцу:
— Слышал? Господин советник тебе доверяет и надеется на твоё благоразумие. Не подведёшь?
— Нет, нет! — соглашается тот с готовностью. — В смысле, да, не подведу! Спасибо, господин!
Наконец мы отправляемся. Служитель идёт первым и распахивает перед нами дверь. За неё оказывается тускло освещённое небольшое помещение, что-то вроде тамбура или прихожей. Здесь пусто, лишь у стен стоят несколько скамей.
— Проходите в молельный зал, — не оборачиваясь, говорит провожатый. — Оттуда проследуем во внутренние покои. Тут у нас, правда, небольшой беспорядок…
Увидев который, Рах Шан шумно втягивает воздух сквозь зубы.
С первого взгляда понятно, что в молитвенных целях это место давно не используют. Мебель, которая тут раньше была, свалена в кучу в центре зала — там организована то ли лежанка, то ли место для застолий. Рядом выставлена батарея бутылок и разбросан неопознанный хлам. Пол грязный, заляпанный какой-то дрянью.
Не храм, а хлев, право слово. Даже меня от подобной картины передёргивает. Вот тебе и хвалёная кхелотская религиозность.
— Почему… — советник осекается, словно ему перехватывает горло. — Кто позволил?
Служитель старательно делает вид, что устыдился.
— Владычица дозволила, — бормочет он, ковыряя грязный пол носком ботинка. — Так и сказала: «Делайте, что хотите». Ну а нам какая уборка? Заняты вот, день и ночь храм охраняем…
Он смолкает под тяжёлым взглядом Рах Шана, впервые, кажется, осознавая, насколько нелепо звучат его слова.
Советник проходит вперёд, с омерзением оглядываясь по сторонам.
— И ради чего я столько лет жил вдали отсюда? — горько произносит он. — Ради ВОТ ЭТОГО?!
Он сжимает виски, словно подавляя внезапный приступ головной боли.
— Надо идти, — напоминаю после приличествующей случаю паузы. — Вряд ли это будет самым неприятным открытием за сегодня.
— Ты прав, Макс, — произносит Рах Шан, не меняя позы. — Сейчас не время оплакивать потерянное. Разберёмся сперва с засевшими здесь врагами.