Выпрямившись во весь свой немалый рост и грозно расправив плечи, Гремислав громко и решительно заговорил:
— Совет единогласно порешил, что за пролитую кровь наших сородичей в оместники идет луговская дружина!
Народ охнул и зашумел, хотя эта новость была ожидаема. Вскоре возникший шум перерос в дружные возгласы одобрения, а воины, подняв в небо оружие и потрясая им, начали скандировать сначала тихо, потом с нарастающей силой: «— Перун!!!, — Перун!!!, — Перун!!!»
Дальше вождь рассказал во всех подробностях о случившемся нападении галиндов. Затем распорядился всем миром начать собирать воинов в поход, с тем, чтобы выступить уже в ближайшие дни. На этом вече завершилось, народ стал расходиться, времени оставалось мало, а неотложных дел, в связи с намеченным походом, у всех луговчан преизрядно прибавилось.
К нашей карательной акции, помимо луговского воинства, присоединились воины из окрестностей столицы. Таким образом, в поход направилось две сотни воинов — более чем полторы сотни луговчан и полусотенный сводный отряд ратников примкнувших к нам из окрестных селений.
По моим примерным прикидкам, учитывая общее количество драговитских весей — около трехсот пятидесяти и среднюю численность проживающего в них населения (грубо говоря, пятьдесят человек в селении, как взрослых, так и детей), популяция этого, отдельно взятого славянского племени, составляла примерно двадцать тысяч человек. Учитывая, что общая площадь племенной агломерации (начинающаяся где-то западнее будущего города Пинска и заканчивающаяся юго-восточней будущего города Мозыря) по моим прикидкам составляла где-то около в районе тридцати пяти тысяч квадратных километров, то плотность населения получалась крайне низкой — на сто квадратных километров приходилось всего лишь одно драговитское поселение с десятком домов. Но такой расклад по сети поселений получался чисто статистически, понятное дело, что их плотность сильно варьировалась, в зависимости от местности.
В столице же драговитов, в Лугово, проживало менее двух тысяч человек. Взрослых мужчин насчитывалось три сотни (ну или 420 чел., если за взрослых мужчин считать подростков от 13 лет и старше). Здесь, под цифрой триста, я имею в виду не местных тринадцатилетних сопливых воев, а лиц привычной для Дмитрия категории, от восемнадцати лет и старше. Детско-юношеская мужская «молодая гвардия» возрастом от десяти до семнадцати лет (где, напомню, тринадцатилетние подростки, формально, по местным понятиям, считавшиеся взрослыми мужчинами) составляла примерно двести человек. Остальное население — это женщины, дети и старики.
«Всеобщую мобилизацию» всего племени Гремислав объявлять не стал, так как, помимо того, что на дворе считай что зима — март месяц, целью похода была захватить и обезлюдить несколько галиндских деревень. Пока в планах вождя не было задачи ввязываться в полномасштабную войну со всем галиндским племенем, что неизбежно вызовет войну и с другими, отдаленными от нас литовскими племенами.
В лесу погода стояла совсем не весенняя. Из окружающих звуков слышались завывания вьюги и скрип раскачивающихся на ветру деревьев. Хотя снежный покров в прошедших оттепелях порядком осел, но здесь, в лесу, особенно в низинах мы проваливались в него чуть ли не по голень. И если бы не прикрепленные веревками к поясу нечто похожее на сани, с широкими полозьями на которых перевозилась большая часть имущества каждого ратника, то навьюченными передвигаться по зимнему лесу было бы заметно тяжелее. Особенно тяжело этот поход давался в первые дни, но сейчас, спустя время и двое суток, после ночевки в разоренной галиндами пограничной драговитской деревне, переходы стали даваться легче, несмотря на то, что все тело и мышцы были задеревенелые от физических нагрузок и легкого пощипывающего лицо морозца.
Впереди основной массы войска двигался полусотенный передовой дозор, что не только прокладывал путь и утаптывал дорогу, но и по мере сил разведывал окружающую местность. Сейчас мы перемещались нейтральным землям неподконтрольной ни нам, ни галиндам территории.