— Какая прелесть, — улыбнулся граф. — Вы не слышали эту историю про поединок богатыря и королевского мушкетера, господа?
— Нет. — вполне серьезно ответил подполковник.
— Говорят, что на том свете как-то повздорил Илюша наш Муромец с королевским мушкетером самого Людовика Солнце. Ну того, что на туфлях с высоким каблуком ходил и имел обыкновение гадить за гобеленами.
Произнес Лев Николаевич и сделал паузу, отслеживая реакцию.
Народ заулыбался.
— И говорит тут мушкетер секунданту, — продолжил граф, — чтобы тот крестик напротив сердца у Илюши поставил. Дескать, он поразит его туда своим клинком. На что Муромец попросил обсыпать мушкетера мелом с головы до ног.
— Это еще зачем? — удивился подполковник.
— Как зачем? У него же имелась ВОТ такая дубинка, — оскалился Толстой, показав жестом заядлого рыбака ее размеры. Причем у него в руках тяжелый канделябр казался если не игрушкой, то близко к этому — со стороны и не приметить, что он массу имел. Оперировал им граф словно пушинкой.
Шутка его была воспринята умеренно.
Грубо.
Провокационно. Однако улыбки все одно вызвала у многих на лице…
Наконец, завершили все формальные процедуры.
Дали отмашку.
И корнет попытался рывком достать графа. Ловко и умело нанеся колющий удар, норовя пырнуть его штырями, на которые надевались свечи. Но массу оружия он не учел. Так что Лев вальяжно пропустил этот удар, уходя с траектории.
Еще выпад.
Еще.
И на четвертый раз граф завершил маневр уклонения коротким, но хлестким ударом кулаком в нос. С левой руки. Несильным таким. Аккуратным, но ощутимым[5].
Раз.
И корнет отступил на несколько шагов назад, совершенно обескураженный с расквашенным «хрюкальцем».
— Ну же, корнет, смелее… — подзадорил его Лев Николаевич.
Новая атака.
И опять маневр уклонения закончился тем же самым ударом, только уже не в нос, а в зубы. Отчего, вновь отшатнувшийся молодой мужчина сплюнул выбитый кусочек жевательного аппарата…
Пять минут спустя корнет уже с трудом стоял на ногах.
Лев специально работал аккуратно.
Можно даже сказать — деликатно, стараясь отделать противника как резиновую грушу. Вон — на лице живого места уже не было. Но без каких-либо фатальных последствий. Просто больно, стыдно и очень обидно.
— Завершите уже… не стерплю позора… — прошептал этот корнет, с трудом удерживая канделябр двумя руками. Судя по тому, как он стоял, смотрел и говорил — сознание его было близко к уплывающему. Такое — пограничное.
— Я предлагаю примирение сторон. — улыбнулся граф, решив воспользоваться моментом.
— Что? — сразу не понял этот мужчина.
— Вы признаете, что были неправы, начав играть на командировочные деньги, и даете зарок три года не брать карт в руки. А я возвращаю вам долг.
— Нет! Это мой долг! Это долг чести! — вскинулся корнет, явно отреагировав на это слово-маркер.
— Хорошо. Все то же самое, а долг по обычаям.
— Согласен. — после несколько затянувшейся паузы, произнес он и обессиленно опустил руки, выпустившие канделябр.
— Это не дуэль, а какое-то безумие, — устало произнес корнет, добрую четверть часа спустя, когда немного отошел.
— А мне кажется, что все дуэли только так и нужно проводить. Или лучше даже сразу на кулаках. Чтобы и честь защитить, и не выбивать у императора его верных дворян.
— Скажете тоже… на кулаках… — усмехнулся корнет и застонал. Очень уж его добротно отделали.
— Кулак — это оружие, которое всегда с тобой! — назидательно произнес граф. — Кроме того, навык драться голыми руками развивает уверенность в себе и формирует крепкое тело. Особенно если добавить к этому делу борьбу или хотя бы ее элементы.
— Лев Николаевич, а вам не кажется, что дуэли на кулаках — это слишком низко? — спокойным тоном поинтересовался подполковник. — Ведь вон — купцы на кулаках сходятся и простолюдины.
— В Античной Элладе сходиться на кулаках считалось незазорным для самых великих героев. Это даже Илиаде описано. А знаменитый Пифагор был чемпионом по кулачным боям на Олимпийских играх. Вы считаете, Пифагора или Александра Македонского настолько недостойными людьми?
— Александр Македонский? — удивился подполковник.
— Кулачный бой входил в обязательную подготовку юношей из благородных семей. И великий полководец едва ли мог избежать плотного и вдумчивого занятия им. К тому же его воспитатель — Аристотель, наравне с Сократом и Платоном, считал кулачный бой эстетически красивым видом упражнений для смелых и сильных людей. Согласитесь — это весьма здравая традиция.