— Стой! Кто таков? — окликнул Льва Николаевича солдат на воротах.
— Корнет Нижегородского драгунского полка граф Толстой, — рапортовался он.
— Почему не по форме? — вмешался офицер, стоявший неподалеку.
— Только получил предписание. Еще не успел форму пошить.
— Можно взглянуть на него?
— Вы не верите дворянину?
— Здесь идет война, граф. Всякое случается. — не моргнув и глазом, ответил этот офицер, причем тоном, от которого несло снобизмом и нескрываемым раздражением.
— Представьтесь. — встречно, через губу произнес Лев Николаевич.
— Я? — удивился подпоручик.
— Идет война, то и мне есть резон не доверять…
Дальше они зацепились языками.
Ругались не сильно, но все ж таки поругались. И внутрь Толстого, разумеется, не пропустили.
— Где мне коменданта найти?
— Занят он. И ВАС принять не может.
— Как мне попасть в полк?
— Вы это у меня спрашиваете, корнет? — с пренебрежением процедил подпоручик. — И я, признаться, не понимаю, зачем вы сюда прибыли…
И тут на площадь вышел довольно крупный отряд саперов, во главе которого шел уставший капитан. Они ровной колонной и направились к воротам.
— Что здесь происходит? — недовольно спросил он, когда Лев вышел ему навстречу.
— Уйдите с дороги! — рявкнул подпоручик.
— Господин капитан, я корнет Нижегородского драгунского полка граф Толстой. Направляюсь в распоряжение полка с грузом оружия. Прибыл сюда по предписанию губернатора Казани.
— У вас есть документы?
— Прошу простить меня. Как я могу к вам обращаться?
Капитан, в отличие от подпоручика отреагировал чин по чину и нормально, адекватно представился. Кроме того, спрашивать документы у человека, который вел столь крупный отряд русских солдат, не имело смысла. Поэтому Лев предъявил предписание губернатора Казани, согласно которому он в этот пост и явился.
— Это кто? — кивнул капитан на десяток человек у ящиков.
— Казанские дворяне, прошедшие курс ДОСААФ. Прибыли как сопровождающиеся с намерением записаться вольноопределяющимися.
— С этим у нас плохо. Но дело ваше. — ответил он, возвращая документы. — Ваш полк стоит в укреплении Чир-Юртское[2]. Это в паре дней пути отсюда.
— Губернатор сказал, что я могу обратиться за выделением сопровождения.
— По этому вопросу вам бы с комендантом поговорить. Следуйте за мной…
А вечером того же дня пост Петровское украсило небольшое шоу. Поединок чести Льва Николаевича и того пехотного подпоручика. Без оружия. Строго по манифесту. То есть, мордобой. Спустить такое пренебрежительное отношение к своей персоне граф не мог. Да даже если бы захотел — никто бы не понял.
Как ему сказали, этот персонаж и в подпоручиках-то не просто так. Конфликтный и едкий. А как про манифест слышал, так целенаправленно и нарывался, выискивая новичков. Но что-то пошло не так…
[1]Cette femme infernale (фр.) — это адская (инфернальная) женщина. Не каждую дочку удостаивают такого эпитета.
[2] Указом от 12 января 1846 года 17-ый Нижегородский драгунский полк получал шефство принца Фридриха Вильгельма Вюртембергского (жениха Великой княжны Ольги Николаевны) и становился Драгунский Его Королевского Высочества Наследного Принца Вюртембергского полк. Хотя по инерции сохранялось старое название. Вместе с тем полк из 6-эскадронной структуры переводился в 10 эскадронную, плюс запасная пешая команда. Новые эскадроны до 26 июня 1846 года формировались в Екатеринославле (ныне станица Екатеринославская), основной же полк стоял в укреплении Чир-Юртское на Лезгинском участке Кавказской линии где-то в 55 км от Петровского (Махачкала).
Часть 2
Глава 3
1846, май, 6. Укрепление Чир-Юртовское
Лев Николаевич мерно покачивался в седле.
Да, не природный кавалерист[1]. Но в рамках тренировок с 1841 года он «накатал» свыше тысячи часов в седле. И не сам, а с опытным наставником. А потом еще часов триста с казаками «накинул» сверху.
И это все — не на виду.
Без лишнего привлечения внимания.
Из-за чего много кто вокруг думал, будто он вообще толком в седле и не сидит. Ан нет. Сидел. На очень приличном уровне. Все ж таки в эти годы такой навык выглядел слишком жизненно важным, чтобы им манкировать.
Сейчас это очень пригодилось.
И сразу накинуло немало очков в глазах местных. Если крепкий мужчина хорошо держится в седле — уже уважаемый человек.