Подполковник задумался.
Этот корнет был неплохим фехтовальщиком и отменно стрелял из пистолета. Однако его отделали так — что диво. А значит, в рукопашной схватке кулачный бой действительно может дать определенное преимущество. Например, когда ружье со штыком или клинок заблокировали. Умение бить вот также — с левой — выглядело крайне полезным и практичным.
Мысль эта его зацепила.
Заинтересовала. Да так, что весь оставшийся вечер проболтал со Львом Николаевича, а потом, на следующий день, чуть задержался, чтобы посетить учебно-тренировочную площадку ДОСААФ и поглядеть на занятия ребят.
Не обошлось без пыли в глаза, конечно.
Несколько показательных вещей ребята изобразили, вроде штурма двухэтажного домика с преодолением высокой изгороди. Да и вообще — по полосе препятствий прошлись. На что подполковник смотрел с особым интересом, однако, ему требовалось двигаться дальше, отчего едва час сумел уделить этому шоу.
Командировка, увы, была неумолима.
Милютин взял денег у губернатора под расписку для компенсации утраченных командировочных и отправился дальше. Долг звал.
Леонтий Васильевич Дубельт продолжал проверять слова молодого графа. В частности, те самые, в которых Лев Николаевич «нарезал» зоны европейской части державы, выделяя Волго-Камский бассейн в самый безопасный и защищенный от врага регион. Для проверки чего управляющий Третьим отделением направил аж целого профессора Императорской военной академии по кафедре военной географии для изысканий на месте и кое-каких проверок. Из-за чего Дмитрий Алексеевич уже добрые несколько месяцев катался по матушке России…
[1] Оригинальный Лев Николаевич устанавливал для себя сумму, которые он разрешал себе ежедневно проигрывать. Но в его случае это никогда не работало, он был весьма азартным, увлекающимся человеком.
[2] Здесь общество осуждает дуэль на кулаках, так как кулак, будучи частью тела, оружием не являлось. А по имеющимся обычаям драться надлежало каким-либо оружием. Речь шла только об этом.
[3] По обычаям дуэльным драться дозволялось тем оружием, которое устраивало обе стороны. То есть, теоретически — хоть на вилках, хоть на подушках, хоть на кухонных ножах. Была, конечно, устоявшаяся норма в виде парных пистолетов, которые разбавлялись саблями, рапирами или эспадронами. Но Лев был в своем праве предлагать драться на канделябрах.
[4] В 1843 году во Франции случилась дуэль между двумя дворянами, которые решили драться на бильярдных шарах, которые бросали друг в друга с 12 шагов. Один из участников погиб от удара шаром по голове. Второго судили, так как дуэли во Франции были строго запрещены. Это к вопросу о допустимости канделябров.
[5] Использование тела для нанесения дополнительных ударов во время поединка на любом холодном оружие традиционно не являлось запрещенным. Более того, этому активно обучали. Правда к середине 19 века сильные фехтовальные школы стали смещаться в спорт и там подобное было уже не актуально. Поэтому к концу XIX века ушло. Как, впрочем, и сами клинки из боевых превратились в чисто спортивные снаряды.
Часть 1
Глава 2
1845, февраль, 23. Санкт-Петербург
Николай Павлович дочитал письмо и положил его на стол, непроизвольно разгладив. После чего поднял взгляд на Леонтия Васильевич Дубельта, который терпеливо сидел и ждал.
— Значит, дуэль на канделябрах.
— Формально — да. Но сам Лев Николаевич его ни разу канделябром так и не ударил, и сам ни одной раны от оппонента не получил.
— Но в письме Дмитрий Алексеевич ясно изложил, будто бы корнета настолько избили прилюдно, что наказания сверху он очень просил не накладывать. Ни на него, ни на Льва Николаевича, которого вообще выгораживает.
— Все верно. Лев Николаевич, держа для видимости канделябр, бил корнета кулаком по лицу. Ему, если говорить по-простому — морду набили за воровство казенных денег и недостойное поведение при игре в карты. Да так, что его лицо — сплошной синяк теперь. Словно кто ногами пинал. А потом еще заставили поклясться своей честью впредь «не путать свою шерсть с государственной»[1]. Позорище. Хорошо, что это произошло не в столице. Бедный корнет бы застрелился после такого или повесился.
— А вы думаете, что в столице об этом не узнают? — вполне серьезно спросил император.
— Разумеются, узнают. Но я уже распорядился описать эту историю в газетах, выдавая его под вымышленным именем. В каждой — под своим. Специально для того, чтобы началась путаница. Новости же такого толка больше нескольких дней не живут, если их не подогревать свежими выходками. А с корнетом я поговорю, как он вернется, и, если надо, подержу его в лазарете от глаз подальше.