— Нет, — улыбнулся Дубельт. — Почерк письма мне показался знакомым. Но для того, чтобы вспомнить его, мне потребовалось время. Оказалось, что оно написано рукой Джона Блумфилда. Лично.
— А он тут при чем?
— А вот так. Мы поговорили с Шамилей и выяснили, что ему приходили письма, писанные и такой рукой, и Стрэтфордом. И подписывались они одинаково. И часто имели пересечения смыслов. То есть, Блумфилд и Стрэтфорд курировали работу Шамиля, находясь в тесной связи между собой. Есть большие подозрения, что наш милый Джон слал советы и поручения Шамилю, ориентируясь на добытые здесь сведения.
— Хм… А как получилось, что Джон согласился выплатить мне деньги? Откуда они у него, кстати?
— Это посольские. Я передал ему слово Государя о том, чтобы он выполнил ваше условие в течение суток, после чего покинул бы Россию навсегда под каким-нибудь благовидным предлогом. А потом бы никогда более даже косо не смотрел в ее сторону. В противном случае он распорядится предать огласке это письмо с пояснениями.
— А разве я на приеме не сделал это?
— Вы⁈ — улыбнулся Дубельт. — Ну что вы! Нет, конечно. Прежде всего далеко не все в зале вообще слышали ваш разговор. Он же здоровый. Во-вторых, Джон использовал все свое влияние, чтобы замять вопрос. Дескать, проказы турок.
— И теперь он уехал?
— Утром на перекладных отправиться в Кёнигсберг, а оттуда домой.
— Может быть, все же стоит пустить слух?
— Это ускорит войну, а мы к ней пока не готовы. Да и втянулись по вашей вине в эту историю с Мексикой.
— Вы сказали, что привезли мне две новости. Какова вторая.
— Государь желает пригласить вас на обед. И поговорить. Снова вижу сомнения на вашем лице. Как вы видите, он очень серьезно отнесся к тому, что за вашу голову объявили награду, и не отступал, пока не добился разрешения этого недоразумения. Неужели вы все еще не верите в него?
— Все прошло тихо и за моей спиной. Мне непросто принять это, хотя, признаться, удивлен я приятно и чрезвычайно. Что до беседы. Я так понимаю, что ему хочется поговорить про Калифорнию?
— Не только и не столько. Он просто хочет с вами поговорить. О всяком. Он время от времени приглашает к себе разных выдающихся деятелей нашей державы. Ему интересно, что вы за человек.
— И когда же?
— Да прямо сейчас, — улыбнулся Дубельт. — Пока вы не сбежали из России. Вы ведь это собираетесь сделать?
— Я? — наигранно удивился Толстой.
— Ну не я же. — еще шире улыбнулся Дубельт. — Лев Николаевич, мы уже всю голову сломали. Скажите, куда вы собирались отправиться? Ну, после всей этой кровавой вендетты. Неужели в Парагвай?
— Возможно. — улыбнулся граф. — Очень даже возможно. Но мне последнее время больше нравилась идея Гавайев.
— А где это?
— Архипелаг в Тихом океане прямо посередине между Старым и Новым Светом. К северу от экватора.
— И что там вам привлекло?
— Если бы мне удалось утвердить там власть России, хотя в виде протектората, то мы бы получили лучшую военно-морскую базу в регионе. Где не только можно было держать флот для доминирования в Тихом океане, но и снабжать наши владения на Камчатке, на Аляске едой и по Охотскому морю. Своей. Дешевой. Заодно организовав мощный центр по добыче ресурсов моря: рыбы, китов, жемчуга и прочего. Ну и девушки там красивые, туземные, то есть, не отягощенные излишней христианской моралью.
— Мда… — покачал головой Леонтий Васильевич, но с доброй улыбкой. — Что-то подобное я и ожидал. Ладно, поедемте уже. Признаться, я уже немало замерз.
— Я могу отказаться?
— Если желаете, чтобы Государь подумал, будто бы вы действительно собирались сбежать — отказывайтесь. Будем честны — остановить вас едва ли у меня получится, даже если бы я захотел.
— Хм… — фыркнул Толстой, подходя ближе и садясь в возок…
Сначала они отправились в банкирский дом «Штиглиц и К°», который располагался на самом краю Английской набережной. Оформили все честь по чести. Сумма-то приличная. Сто пятьдесят тысяч рублей золотом.
Присутствие же Дубельта избавило от многих формальностей и вопросов.
Деньги Лев Николаевич принял и тут же сдал на открытый ему счет. Мог бы, конечно, и забрать. Но в золоте это около двух центнеров. Да и банкнотами в «четвертаках» аж шестьдесят пачек по сто купюр. Не говоря уже о том, что болтаться по городу с ТАКИМИ деньгами попросту опасно.
Оформили все чин по чину.
Тепло попрощались с руководством банка.
И поехали в Зимний дворец, благо, что время не поджимало. Хотя Дубельт и поглядывал на часы.
Добрались.
Зашли.
Без малейших приключений. Лев был в форме драгунского штабс-ротмистра с крестами Георгия, Анны и Станислава на груди и «клюквой» на сабле. Что делало его бравым боевым офицером. К тому же перстень кабинетный на пальце, обязательный к ношению. Золотой, с бриллиантами. Такой не каждому давали. И трость тоже под стать. Надежным. Своим. Иначе бы так наградами не осыпали. Да еще рядом с Дубельтом, которого во дворце… да и вообще в столице знала каждая собака…