— А вам этого мало? — усмехнулся Палмерстон. — Этот безумный граф, как вы выразились, сумел отбить отряд наших бывших колонистов, перебив всех. Потом захватил власть в Сан-Франциско. Сколотил из испанских переселенцев и индейцев пару рот: пешую и конную, поставив во главе своих головорезов. С ними он провел несколько операций против армии США. Да, в Калифорнию отправили все полторы тысячи человек, но их треть уже убита, а остальные беспорядочно отступили. И оружие ему, судя по всему, привез именно этот фрегат. А то, что ему какой-то корабль привозил оружие и порох — это точно. Мы только не знали какой.
— Бред какой-то. Совсем на Николая Павловича не похоже.
— Бред⁈ — чуть привстал Палмерстон. — Вы хотите сказать, что я вам лгут и выдумываю?
— Ни в коем случае! Я… просто обескуражен. Царь никогда так не поступал.
— Когда-то все случается впервые. — пожал плечами лорд. — Осенью к берегам Мексики подошел русская эскадра из трех линейных кораблей и пары фрегатов. После чего Россия признала Мексику и завязала переговоры, хотя мы немало усилий предприняли для противодействия этому. Заодно сняв с нее морскую блокаду.
— Ужасно… просто ужасно… — покачал головой Джон Блумфилд. — Это та эскадра, о которой я вам писал?
— Да. Именно она. Вы знаете, что сейчас готовят русские?
— У них сейчас идет сокращение армии, и много прикормленных мной и моими предшественниками людей утратили свои должности. Этот же Лазарев… он просто одержимый. Моего человека, который пытался с ним подружиться, он выкинул в окошко своего корабля, прямо в воду, запретив оказывать ему помощь. Бедолага там чуть не утонул, а я лишь чудом узнал об этой истории.
— У вас остались контакты морских офицеров, а лучше капитанов, которые могли бы нам помочь?
— Сэр… я…
— Что вы?
— Я поклялся удалить из России, а потом до конца своей жизни ничего дурного не делать, связанное напрямую с ней.
— Вы сейчас мне это говорите серьезно? — ошалел лорд Палмерстон.
— В том случае если им станет известно об ином, то русские пообещали предать огласке письмо, написанное моей рукой. В ней я назначаю Шамилю денежную награду за голову того колдуна.
— Вы дурак? — с какой-то жалость в голосе, спросил его визави. — Кто же пишет такие письма своей рукой?
— Шамиль бы не поверил. От меня он получал много полезных писем.
— Плохо… очень плохо. То, что это письмо уничтожит вашу карьеру, а возможно, судьбу — ваша забота. Глупость должна быть наказуема. А то, что это выставит Великобританию в очень неприглядном свете — совершенно непозволительно.
— Сэр… — произнес и запнулся Блумфилд.
— Что еще? — раздраженно спросил министр иностранных дел Великобритании.
— Леонтий Дубельт просил передать на словах, что если мы попытаемся… хм… как он выразился «проказничать», то они не только обнародуют все, что накопили на нас, но и пришлют послом Льва Николаевича Толстого.
— И в чем подвох?
— Судя по всему, у них очень много всего накопилось. И не только по нашей деятельности в России. Точнее, я сказать не могу, однако, едва ли Дубельт или Николай Павлович, которого он представляет, способны блефовать. Не такие они люди. Если подобное сказали, значит, у них накопилось уже столько всего, что нам не отмыться.
— А этот Лев. Что в нем такого? Почему им нас пугают?
— Это тот самый колдун, который пленил Шамиля. Чрезвычайно опасный человек. Именно его голову я и закал.
— И чем этот забияка может нам угрожать тут — в Лондоне? — хохотнул Палмерстон.
— Тем, что он в состоянии убить очень многих и сделать это по-разному. В том числе тихо и тайно. Да и вообще… я когда уезжал из России, он меня провожал. Ждал на улице. Подошел ко мне и шепнул: «Вы мне еще за Рагнара ответите[1]» и «Не будите Артура[2]».
— Что? — выпучил глаза лорд, совершенно не понимая эти дикие намеки.
— Сам не знаю, что это означает. Явно связано какими-то старыми легендами и мифами. Король Артур ведь спит. Видимо, он про него. Хотел со знатоками посоветоваться, чтобы разобраться…
Помолчали.
— Сэр, — нарушил тишину Джон. — Я виноват. Страшно виноват. Мне нужно было сразу понять, что Эндрю водит меня за нос и держатся подальше от этого колдуна. Но, что сделано, то сделано. Если вы дозволите, я запишусь добровольцем и отправлюсь воевать, чтобы кровью искупить свою вину.
— Я вас не узнаю. На войну?
— Я проявил малодушие и заплатил сто пятьдесят тысяч рублей золотом из посольских денег.
— Кому и зачем? — устало поинтересовался лорд.
— Тому самому Льву. Он поставил условие: или я выплачиваю ему втрое от той награды, которую сам положил за него, или он отрезает мне голову и делает из нее пепельницу. И он не шутил. Это очень страшный человек.