— Здравы будьте, гости дорогие, — низким голосом прогудел он. — С чем пожаловали? Давайте, давайте, заходите, вижу, что с ног валитесь… издалека идете? Не со станции, так я и удивляюсь…
— На большой дороге сошли, — вдруг сказала Соня. — От рейнджеров избавлялись.
— От рейнджеров? — взгляд мужчины тотчас стал жестким и острым. — Ах вот оно как… ну, давайте, пошли. Отдохнете, я вам баньку истоплю по-быстрому… Да и ночуйте здесь. Куда вам дальше-то надо?
— Да нам, собственно говоря, сюда надо, — вылезла Машка. — А зовут вас как?
Незнакомец усмехнулся. Зубы у него были, словно он только что снимался для рекламы «Блендамеда».
— Всеслав, — спокойно сказал он. — Полоцкий Всеслав Брячеславич.
— Ничего себе совпадение, — выдавил из себя Костик.
— Всякие совпадения бывают, — Всеслав улыбнулся и слегка пожал плечами. — Ну, пойдемте? Давайте, красавицы, мешки ваши. Донесу.
После бани они маленько оттаяли. А то совершенными волками смотрели — все, кроме одной, стриженной, Сони. А так — соорудил я самоварчик, выставил варений, и пошел у нас совсем другой разговор. Правда, говорила все больше та же Соня. Памятуя Лику, присматривался я к ней, как мог — да все напрасно. Равноапостольную, надо сказать, я ведь так и так не распознал, доже после начала экзорцизма. Видно, но просто это образ был, несчастную монашку и впрямь послали с таким заданием сюда; и, значит, разбираться с тем головастым настоятелем все-же придется.
Наступила уже ночь, и филин, давний мой знакомый, троекратно проухал над избой — мол, выходи, на звезды полюбуемся, покалякаем. Правда, подождав маленько, понял, что я занят, никуда не пойду и думал было обидеться — да, видно, амбарный ему вовремя шепнул, что дело серьезное. Ухнул еще пару раз печально и улетел в поле. Мышковать.
Разговор как-то неуловимо истаивал, иссякал, как всегда бывает, когда сошлись незнакомые люди, обменялись первым, внешним, куда позволено пускать чужих, и застыли в раздумьи — то ли открыться, как открываешься порой случайному попутчику, то ли попрощаться и уйти. Правда, по Соне судя, уходить она никуда не собиралась.
— Всеслав Брячеславич… — имя ей давалось с трудом. И на чуть смуглых щеках — темно-алые пятна.
— Да без отчества можно, — сказал я. — Не так мне и лет-то много…
Она подняла глаза, впервые за все время беседы взглянула с вызовом.
— Какие наши годы — только-только первую тысячу размениваем?
За столом стало тихо-тихо. Мальчишки смотрели на меня совершенно очумело. Вторая девчонка, Маша, напротив — холодно и деловито. Под столом, я знал, она уже сняла «Узи» с предохранителя.
— Да мне как-то казалось, на тысячу я пока не тяну, — демонстративно посмотрев в зеркало, сказал я. Интересные времена пошли — похоже, ни для кого я уже не тайна… И что теперь делать то? Или они — тоже от Него?
— На тысячу — нет. Хорошо, что вы — не Свифтовский бессмертный. А ведь бессмертный, правда? — она жадно смотрела на меня, глаза умоляли — ну, согласись, согласись, так хочется верить, что вечная, неизбежная тьма в конце пути не так уж неизбежна!
— Не бессмертный, — я покачал головой. — Убить меня можно… очень даже. Вот Маша это как раз и собирается, похоже, сделать…
— Да хватит вам! — внезапно крикнула та самая Маша. С нарочитым грохотом швырнула оружие на стол — чуть самовар не опрокинула. — Соня! Не крути! Скажи прямо! И… если он… человек… русский…
— Хорошо, — глаз от меня не отводя, согласилась Соня. — Всеслав Брячеславич… простите, нам надо вас спросить…
— Спросить? А зачем? — эхом отозвался я. Так и будешь ты у меня, красавица, ходить кругом да около, пока не выяснится, что тебе надо.
— Оружие… Меч… Он у вас?
Ох ты! И эти все знают! Ну неужто Ему опять Русский Меч потребовался?
— Об этих вещах, девонька, с первыми встречными не калякают, — невозмутимо сказал я.
Мальчишки замерли соляными столбами. Только глаза и жили.
— Хорошо, — Соня потерла виски. — Тогда я сама вам расскажу. Знаете, как в детективая… «А вы меня поправьте, мисс Лора Лайонс, если я ошибаюсь…». Она сцепила пальцы, напряглась от волнения.
— Отчего ж… послушаем, — согласился я.
— Я давно чувствовала… искала… не знаю даже что. Но… вот только… Все это не то было. Вера, обряды, храмы… По паспорту я православная, а на деле… В общем… как-то раз, давно это было, классе в девятом, зашла в церковь… верите ли, нет — свечи разом как ветром задуло!..
Ого! Уж не от Князя ли Тьмы ко мне сегодняшние гости пожаловали?
Признаюсь, мне не по сбе стало. С чистым Мраком мне играться еще не доводилось… и едва ли когда придется. Хватило один раз на Данта посмотреть.
— И вот… — торопилась она, сбивалась, и верила свято в свои слова, и боялась смертельно, что я сам не поверю… — И вот… когда подполье создавалось, знаете, тогда много там было всяких… ну, страшные там клятвы любили, названия красивые…
Знал я это. И чем они кончили — тоже знал.
— И вот… Мальчишки Иванова начитались, «Руси изначальной», помните
— там дружина Черного Перуна была… воинское братство, что превыше кровного родства… И говорят — давайте так и назовемся… а я возьми да скажи — если уж дружина Черного Перуна, так надо по всем правилам… знак под мышкой каленым железом выжечь… А они мне — да ты, девчонка, чего нас подначиваешь, сама небось красоту портить не захочешь, да и боли испугаешься… А я говорю — да вы первее меня испугаетесь, женщины вообще выносливее, нас природа рожать предназначила и боль терпеть… Ну и… горячие головы, завелись, и в самом деле метку железную сделали, был у нас тогда кузнец один настоящий… Стоим мы так, стоим и я вижу — трусят все. А когда железо рдеющее к тебе эдак подносят… так куда как страшно. В общем… меня словно как подхватило что-то, подхватило да повело, я как заору — трусы вы все, давайте, с меня начинайте! Руку так подняла — и сама на метку… Колька-кузнец чуть с перепугу ее не выронил.