Вопрос о дальнейшей судьбе кошки вроде бы и не стоял, но сеньора Сара Монтелеон, дабы соблюсти видимость строгости и чопорности – непреложных атрибутов La Casa desente 13– любезно предложила Маркизе пройти в кухню на собеседование.
Через непродолжительное время донья Сара – с Маркизой на руках – прошествовала в гостиную, где и объявила всем присутствующим там друзьям и родственникам, что отныне сия кошка является полноправным членом семьи. Более того, находится под её личным патронажем, и горе тому, кто попытается обидеть хвостатую воспитанницу.
Клянусь Непорочной Мадонной, но глаза наглой кошки (а я тоже удостоился чести наблюдать за этим торжественным событием), откровенно смеялись, а пушистые усы топорщились в хитрющей улыбке…
Примерно через месяц Маркиза неожиданно исчезла. Чёрные мысли, нелепые серые предчувствия, жёлтое удивление – верные спутники любой незваной разлуки.
Но ничего страшного и невозвратного не произошло. Не закончилось ещё и двух полных циклов преображения Луны, как кошка вновь сидела на пороге дома семейства Монтелеон, а на её шее – на массивной цепочке – висел внушительный золотой медальон, испещрённый по краям непонятными древними письменами. А в самом центре медальона, на другой его стороне, был искусно выгравирован цветок розы, понятное дело, что жёлтой – раз на золоте…
Медальону суждено было повторить путь жареной куропатки: Маркиза нагнула массивную голову, стряхнула золотое украшение на каменные плиты, и лапой ловко подвинула подарок к ногам опешившего Джедди.
Ну, и кто после этого скажет, что кошки создания неразумные, в гордыне своей позабывшие, что есть такое – благодарность?
Открыть медальон, а внутренняя пустота чётко простукивалась, до сих пор никому не удалось, как, впрочем, и прочитать письмена, начертанные на нём. Хотя Чабес – индеец из какого-то горного племени – уверяет, что видел похожие значки, высеченные на древней каменной пирамиде, спрятанной где-то в самом сердце джунглей…
Чёрный снег, хрустальные слёзы. Карибская шутка…
– Вот, Андрес, видишь – со мной всё в полном порядке. И волновались вы все абсолютно напрасно, – дедушка Аугусто поворочался, поудобнее устраиваясь среди многочисленных белоснежных подушек. – Я вполне ещё здоров. Для своих преклонных лет, понятное дело. Жаль только, что собственный юбилей пришлось встречать в больнице…
По правде говоря, дед выглядел не очень – бледное изможденное лицо, бесконечно-усталые глаза в тоненьких красных прожилках. Что же вы хотите, такой сильный сердечный приступ в девяносто лет – это совсем даже и не шутка.
– А Джедди, представляешь, мне сделал отличный подарок, – продолжил старик. – Помнишь ту квадратную каменную плиту с древними письменами, что мы с доном Романо отыскали лет двадцать пять тому назад в заброшенном городе майя? Помнишь? Так, вот. Джедди перевёл содержание этого текста. Полная фантастика! Там какой-то древний индеец рассуждает о сущности Смерти. Потрясающе! Послушай-ка…
Дед Аугусто откашлялся, прищурил левый глаз и торжественно произнес, словно молитву прочёл:
Черный снег. Хрустальные слезы.
Хрустальные слезы – на черном снегу.
Но это еще не конец, нет.
Мир еще осязаем. И слышна печальная свирель.
Но, вот, хрустальные капли мутнеют, трескаются и превращаются в серую пыль.
Светлая музыка стихает.
Остается только черный снег.
И звенящая тишина…
Я, в отличие от своего деда, в литературных изысках не силен – мне более привычно по джунглям прогуляться, или там клады старинные по островам поискать, но, чтобы не огорчать старика, я вежливо присоединился к его восторгам по поводу сего индейского опуса.
– Так вот, Андрес, Мир для меня еще весьма осязаем. И флейта слышна отчетливо, – возбужденно затараторил дед, который всю свою жизнь слыл записным болтуном. – Поэтому я умирать пока не собираюсь…. Кстати, дня через два-три к нам приезжает дон Романо – тут для него образовалась одна прелюбопытная загадка. Слышал, как неделю назад погиб Буго-Пройдоха? Из-за этих чёрных котов, про которых писали в газете? Нет? Ах, да, ты же всё по дальним горам болтаешься, жилу золотую ищешь. Ну, ладно, потом расскажу…. Глупость, между нами говоря, страшная. Как можно бояться безобидных чёрных котят? Кто-то пошутил, а у впечатлительного Пройдохи приключился инфаркт. Смех, да и только…
Дед торопливо налил в медицинскую мензурку из высокой бутыли остро пахнущий настой валерианы и выпил единым махом, как в далёкой и беззаботной молодости – стакан рома.
– Давай, зови Томаса! – старик от нетерпения поперхнулся, и несколько капель настоя потекли по его подбородку, оставляя неровные подтёки.
Томас, старый вест-индийский негр, служивший у деда кем-то вроде дворецкого и няньки одновременно, медленно и величественно вкатил в спальню журнальный столик на колёсиках, заваленный свертками, пакетами, книгами, открытками и коробками самых различных форм и размеров.
– Это, масса Аугусто, пока вы лежали в больнице, на ваше день рождения разные почтенные доны и сеньоры изволили прислать подарки, – улыбаясь, произнес старый слуга, уж он-то знал, что для деда подарки – особенно в больших количествах – являются лучшим лекарством от всех болезней.
Я стал помогать разворачивать и сортировать многочисленные презенты. Чего тут только не было – старинные, позеленевшие от времени шпаги и стилеты, морские раковины различных размеров, искусно сработанные модели парусных судов, морские карты, испещренные непонятными разноцветными значками – дед в наших краях слыл самым ярым коллекционером всего необычного, так или иначе связанного с морем.
Вдруг, одна из коробок, стоявшая на самом краю столика, странно вздрогнула, качнулась из стороны в сторону, и вновь замерла.
– Осторожно, Андрес, там кто-то живой! – азартно выкрикнул дед Аугусто. – Вскрывай её скорей!
С помощью первого подвернувшегося под руку кинжала я освободил прямоугольную изумрудно-зелёную крышку от сургучной нашлепки и осторожно потряс коробку над столом.
Неожиданно крышка отошла в сторону, и на ворох подарков звонко шлепнулся маленький чёрный котёнок. Он ловко приземлился на все четыре лапы, встряхнулся и злобно зашипел.
Оглядевшись по сторонам, котенок уставился на деда немигающими зелеными глазищами…
Дон Аугусто Буэнвентура-и-Гарсия – старый карибский авантюрист, повидавший по этой жизни всякого – никогда не слыл трусом. Но тут, я готов поклясться всеми Святыми, в его глазах застыл даже не страх, а животный всепоглощающий ужас…
Дед беспомощно вскинул руку к лицу, словно бы защищаясь от какой-то нешуточной опасности, и едва слышно забормотал:
– Нет, только не это. Чёрная лапа смерти, как и писали в газетах…. Неужели, это конец? За что, Господи? И только – чёрный снег, и – звенящая тишина…
Дурацкая шутка, конечно. Впрочем, на здоровье деда она никакого негативного воздействия не оказала. Даже наоборот, он очень быстро пошёл на поправку и уже буквально через неделю вовсю скакал на лошади.
Лузеру – саечка
Джон стоял на краю гигантской тёмно-бордовой скалы, гордо нависавшей над каньоном Большого Колорадо, красивейшей горной страной Северной Америки.
Таинственные голубые дали, бездонное синее небо над головой, пугающий чёрный Провал под ногами, белый-белый искрящийся снег вокруг. Всё это завораживало – до безумия.
Глаза юноши наполнились слезами восторга, губы – непроизвольно – приоткрылись…
– Лузеру – саечка! – раздался насмешливый звонкий голосок.
Горячие девичьи пальчики резко, но – одновременно – и нежно, коснулись нижней челюсти Джона. В ту же секунду крепкие белоснежные зубы молодого человека громко цокнули друг о друга, имеется в виду – «верхние о нижние».
Совсем рядом раздался громкий и заливистый смех.
Чуткое горное эхо – в ту же секунду – нежно разделило этот смех на составные части и многократно умножило, превращая его в чудное пение неведомых могучих колоколов, сопровождаемое неистовой подпевкой миллионов крошечных серебряных колокольчиков.
Джон, конечно же, не обиделся: это всего лишь Беки – веселится, как и всегда. Как, вообще, можно было обижаться на такую девушку? Озорные голубые глаза, длинные, блестящие на солнце каштановые волосы, ну, и всё остальное….