— Колька, как ты это можешь есть?
Юшка посидела за столом, сходила в ванную, ее даже затошнило. А когда-то она сама обожала шпроты, брала рыбку за хвостик, запихивала в рот, по тонким пальчикам растекалось оливковое масло.
Позавтракали, почти молча, каждый спешил, учебный год в разгаре.
Когда вечером Николай вошел в квартиру, в нос ему ударил едкий запах уксуса и лаврового листа. На кухне, на табуретке, расставив ноги, как наездник на коне, в светлом пальто, сапогах на высоких каблуках сидела Таня. На полу перед ней стояла огромная пятилитровая банка с огурцами и помидорами. Похрустев огурцом, она сунула правую руку в банку, достала помидор, левую ладонь лодочкой держала под помидором, видимо, чтобы не закапать новое пальто.
Таня не встала и не подлетела, как обычно, к мужу, чтобы расцеловать его «после долгой разлуки». Она гордо посмотрела на Николая и сообщила с помидором во рту:
— Купила в «Балатоне» (популярный в советское время магазин продуктов, недорого вина, народных промыслов и одежды из дружественной Венгрии) целых три банки, еле дотащила до машины!
На следующий вечер Николая ждал еще более «суровый» сюрприз. Он с опаской открыл входную дверь. Да! Уже в прихожей стоял знакомый до боли запах детства. Таня, стоя над кухонной тумбой, из наполовину развороченной консервной банки ела «Кильку в томате». Она возмущенно посмотрела на Николая, допила из баночки с острыми железными краями томатную жижу и с пафосом произнесла:
— Люди в космос летают, компьютер придумали, а консервные банки открываем, как в средние века! Я купила пять баночек.
Николай молчал, в голову лезли странные, противоречивые мысли.
Дальше вечер прошел, как обычно: вкусный ужин.
— Юшка, я тебя очень люблю!
— Нет, Колька, а я тебя еще больше люблю.
Потом была любовь.
На следующее утро Таня встала довольно рано, очень бледная и прямиком в ванную: ее сильно тошнило. Николай был уверен, что это — результат огурцов и кильки в томате. Заваривая кофе, она уронила на плиту новомодную «джезву» и потеряла сознание. Хорошо, что Николай стоял рядом. Через минуту Таня пришла в себя, но ей было плоховато.
Приехала «скорая», врач долго разговаривал с Татьяной Петровной, в коридоре на вопрос мужа равнодушно пожал плечами и уехал. Таня ответила, что все нормально, чмокнула Кольку в нос, быстро оделась и уехала.
Николай провел вес день и вечер в ректорате. Вопросы, проблемы, совещания — все как обычно.
Наконец, дома. Юшка стояла в центре комнаты в белом махровом халате, глаза светились крупными изумрудами. Руки в боки, как буква «Ф». Таня никогда так не делала, эта скандальная, бабская поза была ей абсолютно не присуща. Она не переставала удивлять мужа.
— Николай Александрович, а как Вы отнесетесь к тому, что станете отцом своего ребенка? — протяжно, нараспев, спросила Юшка.
Николая бросило в жар. Соленые огурцы и килька — к беременности, знает каждый школьник. Как он не сообразил — физик, одним словом.
— Я умру от счастья.
— Тогда Ваш ребенок станет безотцовщиной, а его мамочка — матерью-одиночкой, — и без паузы продолжала, — я была у врача — восемь недель, надо сдать кучу анализов, есть творог и яблоки зеленого цвета.
Николай как самую драгоценную в мире ношу взял Юшку на руки, положил на диван, встал перед ней на колени и долго, нежно целовал. Потом, дрожащей рукой дотронулся до халата и тихо спросил:
— Он там?
Она шепотом ответила:
— Там. Я думаю, у нас будет мальчик, ведь я ела соленые огурцы, а к девочке — едят торты и мармелад.
В голосе Юшки появилась новая, рассудительная интонация. Интонация матери.
Таня сдала все необходимые анализы — результаты были ужасные: в крови резко повышено содержание лейкоцитов, а самое опасное — катастрофическое содержание белка в моче. В организме шел сильный воспалительный процесс. Марианна подняла на ноги всех знакомых врачей. Таню положили на обследование в Институт гинекологии и акушерства АМН СССР. Врачи разводили руками, какое обследование, рентген почек беременным на таком раннем сроке делать нельзя. Об аппаратах УЗИ слышали как о «заморском чуде», но появились они в России только в начале 90-х. Давать лекарства, тем более, антибиотики означало — искалечить или вовсе убить ребенка. Поили травами, которые тоже могли вызвать аллергию. Улучшения не предвиделось.
Марианна ничего не говорила Петру, а его ничего не интересовало, кроме политики.
Николай ходил как в воду опущенный. Он читал лекции, «вел» аспирантов, проводил заседания кафедры, работал в ректорате, и только выражение глаз было одинаковое: боль и тоска. Неужели его ребенок, сынок, которого он уже так любил, никогда не родится?