– Желтый лучше! – категорично говорит ей очень полная дама в растянутой кофте, натягивающая на широкую ногу трепещущую от страха тоненькую босоножку.
– Но мне кажется… – робко говорит дама. – Он сюда не очень идет. Как-то слишком бросается в глаза…
– А вы что, хотите, чтобы вас никто не замечал? Тогда берите синий!
– Да, в желтом на вас точно будут оглядываться! – бурчит пожилая покупательница, похожая на учительницу. – Разврат какой-то, а не туфли!
– Может, тогда взять? – сомневается хорошенькая женщина.
– А вам зачем нужны желтые туфли? – осведомляется модная девица, меряющая что-то на немыслимом каблуке.
– Чтобы носить…
– Понятно. С какой целью носить? Мужика найти, любовника обаять?
– Нет, мне с мужем гулять…
– С мужем берите синий. Мужья не любят, когда на их жен пялятся.
– Ну, еще на работу…
– На работе мужики интересные есть?
– Ну… есть.
– Тогда желтые.
– А муж?
– А мужу не показывайте!
– Вы научите! А если муж у нее эти желтые туфли найдет? Что она скажет? Это я купила для мужиков на работе? – встряла учительница.
– Берите две пары! – с энтузиазмом включилась продавщица. – Одну для мужа, вторую для работы!
– Но он дал мне денег только на одну…
– А вы скажите, что потеряли. Нет, у вас их вытащили! – у девицы заблестели глаза. – Поплачьте там. Желтые тихо отнесите на работу как сменные. А муж пусть дает еще на одну пару!
– Не-ет. – задумчиво говорит симпатичная дама. – на вторую пару не даст. Он и так ругается – куда тебе столько обуви..
– Вот мужики! Жмоты! – со знанием дела выдохнула блондинка. – Небось себе на новый телефончик, или на новую машину всегда найдут!
– Или на выпивку! – грустно хмыкнула продавщица.
– Или на любовницу! – добавила полная дама, даже переставшая терзать босоножку.
А учительница только тихо вздохнула. И сказала как-то в сторону:
– И еще они алименты не платят. Договариваются там в своей бухгалтерии, чтобы получать в конвертах.
Я вышла из магазина с чувством, будто давно знаю этих женщин и все их маленькие семейные тайны. А всего лишь – желтый мокасин…
Про интриги
Больница со множеством корпусов. Инфекционный – маленькое затрапезное здание на фоне современных богатырей. Тесный коридорчик, где толпятся родственники, ожидая, когда к ним спустятся на беседу врачи. Сбоку, примостившись у самой двери, сидит на стульчике с подстеленным на сиденье одеялком упитанный черноглазый охранник. Грустит о своем. Вдруг забегает медсестричка, бросается к нему:
– Так вот ты где! А я тебя уже две недели в нашем отделении высматриваю! Перевели?
– Ага! – грустно кивает охранник.
– Гады! У нас тебе было так хорошо! Коридор большой, кресло такое удобное…
– Ага! – мечтательно вздыхает охранник.
– Знаю! Это тебя Рустам подсидел! Он давно на твое место заглядывался!
– Ага! – соглашается охранник.
– Вот паразит! И ты теперь на этом страшном стуле, на сквозняке, а он… Слушай, надо его с твоего кресла сбросить! Тоже подсидеть! Я знаю, как! – и медсестричка что-то горячо зашептала охраннику на ухо.
Куда ни глянь – кругом борьба за кресла…
Счастливые оплошности
– Представляешь! – звонит мне подруга. – Он наконец мне признался! И это через 30 лет брака!
– Кто признался?
– Да муж! Нет, какие все мужчины сволочи!
– В чем признался-то? Любовница? Внебрачный ребенок?
– Типун тебе на язык! Почему он на мне женился! Я-то думала… А он!
Иногда истории любви, рассказанные мужчиной и женщиной, до смешного не совпадают.
30 лет назад они поехали в поход на море. Двумя парами. Первая пара была жената. А вторая – то есть моя подруга и молодой человек – даже мало знакомы. Так, сходили несколько раз в кино, посидели в общих компаниях. Даже не целовались.
Ну что, поставили палатку. И отправились бродить по безлюдным бухтам. Плавали на ближние острова, отдыхали в тени сосен. Захотели есть – достали со дна мидий, развели костер, побросали туда ракушки. Отличный обед.
И вот идут они по узкой тропке – к новой бухте. Она – впереди, он сзади. Другая пара вперед ушла.
Полчаса так идут, час… Пора купаться. Тут он к ней подходит и говорит застенчиво:
– У тебя там это… Купальник порвался…
– Где?
– Ну, там… Сзади…
Она вертится, хочет посмотреть. Тогда он, еще больше смущаясь, говорит: